— Гхм, гхм! — прочистил горло лорд Энроэ, попутно призывая всех к еще боле подчёркнутому вниманию. — Сегодня, — начал он, пристально вглядываясь в каждого присутствующего студента с таким видом, что любой попавший в поле зрения дознавателя мгновенно чувствовал себя виновным в чем-то определенно противозаконном, — в старейшем учебном заведении нашего королевства, — он снова обвел всех пристальным взглядом, — случилось нечто, выходящее за рамки собственно университета, и бросающее тень на достоинство и честь его величества!
Только не это! Триединый, они вменят мне покушение на честь короны…
Отчаянный стон я не сдержала, и это сильно порадовало стоящего невдалеке Горски. Он вообще просто сиял и лучился довольством. А я прилагала неимоверные усилия, чтобы держаться спокойно, старалась не думать, как из всего этого буду выкручиваться. Как же я из всего этого выберусь-то?!
И тут над всеми студентами УМа прозвучало неожиданное:
— Студент Айван Горски, использовав заклинание искажения реальности и проецирующее плетение «Вестник», опираясь на мощь всех родовых артефактов, нанес удар по студентке Миладе Радович, с целью дискредитировать и впоследствии завладеть ее научной работой. В зале вестей стало очень тихо. Настолько тихо, что оказалось слышно, как где-то возле запотевшего стекла жужжит последняя выжившая муха. И, наверное, к ее жужжанию прислушивалась не только потрясенная я, но и все присутствующие.
А с лица Горски медленно сползла самодовольная ухмылка.
Лорд Энроэ же продолжил:
— Крайне неприятно осознавать, что подобная практика, вероятно, вполне поддерживалась преподавательским составом университета…
— Я бы вас попросил! — взвился магистр Аттинур.
Но совершенно проигнорировав его, дознаватель продолжил:
— … поддерживалась преподавательским составом университета, на что прямо намекает наглость и апломб, с которой Горски приступил к реализации задуманного. И полагаю, достиг бы желаемого, не появись во дворе университета королевский гонец, принявший на себя удар заклинаний, что привело к обнародованию искаженной и порочащей корону информации!
Горски пошатнулся.
Я застыла.
Студенты не знали, как на все это реагировать. Драконы с явным интересом посмотрели на лорда Энроэ. Лорд Энроэ выразительно посмотрел на меня… Очень выразительно. Просто до крайности выразительно. И я поняла, что у меня проблемы. У меня значительные проблемы. Гораздо хуже, чем те, что могли бы последовать, поступи лорд дознаватель сообразно традициям и устоям аристократического класса.
Собрание продлилось еще довольно долго. Пытались оправдаться преподаватели, брались подписи о неразглашении «заведомо ложной» информации со студентов, налагали печать молчания дознаватели. Нас продержали в душном зале вестей до десяти вечера, заставив нервно думать о том, что надо же было еще успеть выполнить заданную на дом работу. И лишь в начале одиннадцатого отпустили.
Меня студенты теперь обходили стороной, не приближались даже Славен с Игнатом, зато, как выяснилось, именно меня ожидал один из дознавателей неподалеку от входных дверей.
— Милада Радович, — он шагнул ко мне, пугая всех окружающих, — с вами хотят побеседовать. Накиньте плащ.
Молча кивнула.
И все так же медленно и заторможено, направилась к себе в комнату, понимая, что если сказали накинуть плащ, значит беседа будет не в университете… что совсем плохо.
В комнате сняла мантию, оставшись в платье подаренном Камали, обулась, набросила плащ и уже хотела выходить, когда раздался стук в двери. Несколько удивленная визитом, подошла, распахнула створку и вздрогнула, увидев дракона. Зэрнур, молча окинул меня взглядом, выразительно посмотрев и на сапоги, и на плащ, затем взглянул мне в глаза и хриплым драконьим голосом, в котором словно грохот отдаленной грозы слышалось глухое рычание, вопросил:
— Леди Милада, вам нужна помощь?
Первой реакцией было — Да, очень! Я даже головой кивнула, подтверждая то, насколько сильно нужна, но затем…
— Нет, спасибо, все хорошо, — солгала дракону.
Зэрнур промолчал, принимая мой ответ, и сухо произнес:
— Вы всегда можете воспользоваться блокнотом.
И дракон исчез так, словно его тут никогда и не было.
А я точно знала, что никогда ничего не буду писать в этом блокноте. Никогда и ничего.
«Я не желаю вас больше видеть! Никогда, ни коим образом, ни даже по самой обоснованной причине!» И я намеревалась исполнить его желание.
На улице разразилась буря, все выло, гудело, ветер сбивал с ног, и мой сопровождающий был вынужден несколько раз поддержать меня, не давая упасть. А потом как-то вдруг среди бурана возникла карета, распахнулась дверь в освещенное магическим камином пространство, откуда мне протянули руку. Не решившись отказаться, осторожно вложила пальцы в раскрытую ладонь, и меня практически втянули в карету.
Протянутый лордом Энроэ платок пришелся очень кстати — снег облепил мое лицо ледяной маской, застрял в ресничках, пришлось долго и старательно вытираться.
Карета тронулась едва я села, но пока занималась собой, не сразу обратила внимание, что мой провожатый остался во дворе университета, и сейчас в карете находились только я, лорд дознаватель и магический камин, согревающий воздух настолько, что плащ уже можно было расстегнуть и снять, как поступил сам лорд Энроэ, его одежда лежала в углу сиденья. Но я раздеваться не стала.
— Как вам моя сегодняшняя речь, госпожа Радович? — едва я завершила с приведением себя в порядок и взглянула на него, поинтересовался тайный советник короля, откинувшись на спинку сиденья и глядя на меня внимательным, пристальным, изучающим взглядом.
— Она была впечатляющей, — была вынуждена признать я.
Тоже в свою очередь вглядываясь в лорда Энроэ. Дело в том, что на нем оказалась иллюзия. Искусно выполненная, маскирующая далеко не все морщины на его лице, и делающая само лицо немного более… привлекательным?! Точно сказать не могла. Благодаря жемчужине воздушника, я отчетливо видела только реальность, а вот иллюзия была призрачной, не совсем четкой.
— Что-то не так, госпожа Радович? — вопросил несколько напряженно дознаватель.
Лгать ему я посчитала не слишком умным делом, вероятно на лорде с десяток амулетов, реагирующих на ложь, а потому честно ответила:
— Вы несколько изменились.
И проследила за тем, как реальное лицо лорда Энроэ дернулось от ярости, в то время как иллюзия, оставалась полна благостного расположения. И реальность вскоре идеально сымитировала ее же, а сам лорд снисходительно произнес:
— Девушкам всегда свойственно приукрашать своих спасителей. Но я рад, что стал выглядеть привлекательнее в ваших, несомненно, очаровательных глазах.
«Своих спасителей»?! Я внутренне похолодела. Значит лорд Энроэ желает, чтобы я восприняла случившееся именно так — как благородное спасение, а вовсе не как торжество справедливости… Хотя в этом он прав, ну о какой справедливости может идти речь в нашем королевстве для таких как я…
