– Все сказал?
– Готов понести наказание.
– Меру наказания определит суд.
– Даже так?
– Берников настроен очень решительно.
– Все правильно, лучшая защита – нападение, – кивнул Степан.
– Что там у нас по Жукову и Бубликову?
– Может, мне сразу во всем признаться? – спросил Степан.
– В чем признаться?
– Ну, в том, что это я Жукова и Бубликова убил. А орудие преступления подбросил Ступину. Как вам такой вариант? Вдруг понравится? А что? Адвоката у меня нет, прокурор не заступится… Сотрудников – на зону, бандитов – на волю! Заживем!
– Передергивать не надо! – вспылил Кузовиков.
– Да у нас тут и так все передернуто… Скатова уже выпустили?
– Это не имеет отношения к нашему разговору.
– Значит, выпустят…
– Круча! – Кузовиков ударил кулаком по столу.
Но Степан лишь усмехнулся. Не хотел он служить в такой обстановке, когда сотрудника могли привлечь к уголовной ответственности по наглому навету бандита. Значит, нужно было прогибать ситуацию под себя. И плевать на начальство с его соглашательской политикой. Или Степан становится хозяином положения, или он уходит из органов.
– Виноват. Исправлюсь. И перед Ступиным извинюсь, – самым серьезным тоном сказал он.
– Ты? Перед Ступиным? – Кузовиков недоверчиво смотрел на него.
Но Степан удержал себя на серьезной ноте, ни одна черточка не выдала его истинных намерений.
– Зачем дело до прокуратуры доводить? Пистолета не было, Ступин в меня не стрелял.
– Ты в него стрелял.
– Пуля прошла навылет. Где она?.. Договоримся, замнем дело. У нас и без того столько всего. А тут еще комиссия… Кстати, где она?
– Сегодня должна быть… – Кузовиков глянул в окно, чтобы Степан не смог увидел радость в глазах.
– Понятно, – усмехнулся Круча.
Развал Союза, неопределенность, неразбериха и связанная со всем этим растерянность сделали свое дело. Ситуация вышла из-под контроля, волна бандитских разборок и убийств захлестнула Москву и ее окрестности. И то, что совсем недавно казалось из рядов вон выходящим, стало вдруг обыденностью. В каждом районе свои скелеты, а комиссий на всех не напасешься.
– Что тебе понятно? Убийства должны быть раскрыты, преступники должны понести наказание.
Взор у Кузовикова пламенный, но в глазах безнадега. Не верил он в то, что на бандитов найдется управа. Страна кувырком летела в тартарары. Неизвестно, что будет завтра.
Может, и милицию упразднят за ненадобностью…
Повестка дня не хитрая, но мощная. Гонщик взял главный приз. Бомбанул небольшую барахолку, которая открылась в соседнем районе на окраине Москвы. Торговля там шла вяло, но двести «штук» с гаком он сорвал. А Ступор должен был «накрыть мохнатым тазом» Ягодина, но струхнул…
– Зато на Кручу бочку катнули, – буркнул Халява.
Чарлик с ним и Жутик. Сидят как в воду опущенные.
– Круча его этой бочкой и зашибет, – ухмыльнулся Сафрон.
– Тебя же не зашиб… – вздохнул Халява. – Берников и тебя отмазал, и Ступору ничего не будет.
– Берников – моя заслуга! А вы за себя отвечайте! – вспылил Сафрон. – Одного мента завалить не могли!
– Круча не один был, «цеховик» тоже стрелял… Меня вот дробиной зацепило. – Халява осторожно провел себя по бедру.
– Да и стволов у нас не было, – пробубнил Чарлик.
– Были стволы. А потом не стало! Круча этот ствол пробьет и узнает, кто военкомат выставил!
– Ну, мы и купить могли.
– Ягодин где?
– Так это, нет его. Смотал удочки.
– Лучше бы он вам… – Сафрон оборвал себя на полуслове.
Хватит бурю в стакане разводить. Действовать надо. Ступор «правильную пулю прогнал». Давить Кручу надо. Адвокаты, продажные менты, прогрессивная общественность – все средства хороши… А еще лучше – «замочить» Кручу. Но для этого нужен был Ящур. А выйти на него можно было только через Агнессу… И вообще, не мент, а бельмо на глазу. Без хирургической операции с ним не справиться.
Елеев невольно дернулся, первым его побуждением было закрыть дверь. Но Степан как бы свой, дверь перед ним закрывать нельзя.
– Товарищ старший лейтенант! – вымученно улыбнулся сержант и распахнул дверь, приглашая Степана в гости.
– Я к тебе на секунду.
– Случилось что?
– Один вопрос. Зачем? – Степан смотрел на сержанта как прокурор на подсудимого.
Елеев все понял, но прикинулся дурачком.
– Что зачем?
Степан взял распечатку исходящих звонков с телефона в изоляторе. Сразу после его разговора с Агнессой Елеев позвонил к себе домой. Он не стал звонить напрямую Лене, видно, передал информацию через жену. Как все было на самом деле, Степан мог только догадываться, но на Елеева он смотрел так, как будто все знал.
– Кому ты ночью звонил? По просьбе Нагатовой.
– Никому! – Елеев внутренне сжался, но при этом умудрился расправить плечи.
– Или ты говоришь, или я завожу уголовное дело… Даже на зоне презирают продажных ментов, – с каменным лицом проговорил Круча.
– Ну, она попросила позвонить, узнать, дома ее брат или нет…
– Брат?
– Ну да.
– А если дома?
– Ну, сказала, чтобы уезжал… – Елеев опустил голову.
– Завтра подашь рапорт. На увольнение. И свободен.
Степан ничего не стал объяснять. Не было у него времени, чтобы толочь воду в ступе. В больницу нужно ехать, Ступора проведать надо.
Тот был помещен в охраняемую палату, Степана пропустили к нему без разговоров.
Палата мрачная, с тяжелым темно-серым цветом на стенах, окно зарешеченное. Зато соседей нет. Значит, и свидетелей не будет.
– А-а, гражданин начальник! – улыбнулся Ступор, настороженно глядя на него.
– А в обморок чего не падаешь? – спросил Степан.
– Извинений жду. – Ступин лег на кровать и осторожно, чтобы не потревожить рану, сложил руки на груди.
– А цветов?
– Миллион алых роз?
– Миллион много, хватит и двух. Главное, чтобы четное число было.
– Рано меня хороните.
– Завтра тебя переведут в обычную палату, – сказал, присаживаясь, Степан.
– Вот это правильно. С нами лучше дружить, чем воевать, – ухмыльнулся Ступор.
– Будем дружить, – кивнул Степан.
И неторопливо вынул из кобуры табельный пистолет.
