Подъехал еще один офицер, во френче с расстегнутым воротником, простоголовый, глазастый, цепкий.
– Давно из Таштыпа? – продолжал Ляпунов.
– Сегодня приплыл на пароходе «Россия».
– Вот как! И вы так вот приехали в казачьем обмундировании, с конем?
Ной сказал, что он ехал, переодевшись мужиком – шаровары, бахилы, – как бы на базар торговать мукою, маслом и медом.
Была ли попытка со стороны патриотов захватить пароход «Россия»?
– Пароход обстреляли на пристани Новоселовой, а пристань подожгли. Склады с дровами, а потом и вся пристань пылала. Мы дрова грузили ниже Новоселовой, а на подходе к городу со стороны скита еще раз нас обстреляли.
– Служили в Гатчине в сводном Сибирском полку?
Ной сразу выложил: прибыли в Петроград тогда-то. Это может подтвердить присутствующий здесь член полкового комитета Михаил Власович Сазонов. Два стрелковых батальона, влитые в казачий полк, сразу приняли сторону революции и сражались с юнкерами и солдатами Семеновского полка. По тому, как внимательно слушали офицеры и казаки, Ной сообразил: надо сразу же сказать обо всем без утайки; комитетчик Сазонов здесь, самый вихлючий и болтливый, он молчать не будет, да и Бологов – сейчас дует в одну сторону, завтра повернется спиной к Ною.
За каких-то три-четыре минуты Ной выложил все, что произошло, уповая на Господа Бога и на непредвиденно счастливый случай, который помог ему предотвратить кровавую расправу над арестованными. Кто знает, может, и другие казаки вслед за своим командиром помахали бы шашками, и тогда неизвестно, кто остался бы в живых из сотрапезников полковника по тюрьме.
Это было совсем не то, что сказал Бологов, но смекалка Ноя на этот раз взыграла.
Господин в шляпе (это был доктор Прутов) поинтересовался:
– И как держал себя Ленин при разговоре с вами? Агитировал за мировую революцию?
– Того не было, извиняйте, – опроверг Ной. – Вот здесь член комитета, Сазонов, помнит. Ленин говорил про мир с Германией, чтоб как можно скорее подписать, потому: Россия измытарилась и нету армий, пригодных к наступлению на немцев. Еще спросил у меня: готов ли наш сводный полк к наступлению на немцев? Я сказал: «С нашим полком бежать можно только от Гатчины до Вятчины».
Господин в шляпе захохотал, а вслед за ним и полковники с казаками, а Ной закончил:
– Так и случилось. Когда мы с комитетом вернулись из Смольного – полк разбежался. Вот и оголилась Гатчина, а потом в Москве услышал: немцы двинули армии на Петроград.
Один из офицеров (подполковник Каргаполов) вкрадчивым медоточивым голосом поинтересовался:
– Надо думать, господин хорунжий, поскольку вы принимали участие при разгроме войска генерала Краснова и своим комитетом удержали полк от восстания…
– Бессмысленного восстания, – перебил Ляпунов.
– Разумеется! – согласился Каргаполов. – При тех обстоятельствах, какие тогда сложились, восстание было бы бессмысленным, пагубным для всего полка. Но я не о том. Я хочу спросить хорунжего (коль ему выпала честь беседовать доверительно с лидером большевиков Лениным): не было лично вам предложено служить в Красной армии? Они же не могли не заметить вас, как опытного офицера из казачьей массы!
И еще раз Ной оказался под перекрестными взглядами со всех сторон, будто под обнаженными шашками. Если соврать – поверят ли? Головы-то штаб-офицерские! Не хорунжие и не урядники. А именно от них зависит будущее Ноя: в тюрьму идти иль остаться на воле.
– Такого предложения не было, потому как полк весь развалился. Какой же я был бы командир полка!
Тут и Сазонов подал голос:
– Доподлинно так. Казаки мы, сказали Ленину, и за казаков стоять будем, и в партию большевиков не пропишемся.
Офицеры, оглянувшись на тщедушного Сазонова, поинтересовались:
– А разве вас просили «прописаться в партию большевиков»?
Ной опередил Сазонова, чтоб тот не брякнул лишнего:
– Того не было. В партию не звали, но весь полк, и особливо комитет, находился под постоянным наблюдением комиссара, а так и других большевиков.
Полковник Ляпунов обратился к своему окружению:
– Господа! Я думаю, за искренность хорунжему Лебедю и за то, что он предотвратил кровавый инцидент, мы должны вынести благодарность.
– Безусловно! – сказал господин в шляпе.
– Благодарю вас от имени военного гарнизона, господин хорунжий, за проявленную находчивость и смелость. Прошу, атаман, оружие арестованного урядника – шашку и револьвер – передать хорунжему Лебедю. Я лично рад, что вы прибыли в Красноярск в данный исторический момент, и командир казачьего полка, полковник Розанов, надеюсь, зачислит вас в свой полк. – Ляпунов оглянулся на одного из офицеров и дополнил: – Назначаю вас с сего дня, господин хорунжий Лебедь, командиром особого Красноярского эскадрона для охраны города и вокзала. Полковник Розанов и атаман Бологов подберут для эскадрона надежных казаков.
– Есть подобрать казаков! – отозвался Бологов, довольный, что командующий Красноярским военным гарнизоном назвал его атаманом.
Между тем арестованные горожане, пользуясь случаем, разбежались кто куда.
VI
Чужая шашка в ножнах, чужой наган в кобуре на офицерском ремне под кителем, чужое золото в луках седла и крупные деньги в кармашках потника и в карманах кителя, чужой конь под седлом с чужими сумами и вьюком в тороках, а своя шкура – целехонька, и, шутка ли, командиром особого эскадрона назначен! Правда, покуда весь эскадрон Лебедя на четырех копытах Вельзевула, но минет день-два, и копыта приумножатся вдесятеро. Все покуда складывается непредвиденно хорошо, как и не думалось. Ему бы полковнику Дальчевскому и генералу Новокрещинову руки укоротить!.. Ну да у него теперь надежный заслон: Ляпунов со своими штаб-офицерами и господин еще в черной шляпе.
Выдался удивительно погожий вечер после знойного и суетного дня; небо было совершенно чистым, будто красные выстирали его, прежде чем покинуть город.
Ной ехал в арьергарде обочиною улицы за казаками – ни к чему вылазить, а впереди полковники, офицеры. Вскоре к Ною подъехал какой-то офицер во френче, застегнутом на две нижних пуговицы, узколицый, русоголовый и большелобый, с пронзительным взглядом прищуренных серых глаз. Он хорошо держался в седле на караковом казачьем коне и некоторое время так взыскивающе поглядывал на хорунжего, точно просвечивал его насквозь. Ной хотел оторваться от офицера, но тот остановил:
– Попридержите жеребца, хорунжий Лебедь. Мы их потом нагоним.
Что еще за шишка? И сколько у них шишек? Ни погон, никаких знаков отличий нет. Разберись тут! Вроде полковник Ляпунов за главного?
– А вам везет, хорунжий! Считайте, что заручились поддержкой триумвирата полковников. Да и я симпатизирую вам. Будем знакомы: капитан Ухоздвигов, Кирилл Иннокентьевич, начальник политического отдела. Иначе говоря, начальник контрразведки. Знаете, что это такое? По фронту? Ну, не совсем то! С вами не знакомилась ВЧК у Дзержинского в Петрограде?
