Евгения Сергеевна пожаловалась, как ей трудно, вдове, содержать дом с прислугою, конюхом и кучером, управлять лесопильными и механическим заводами в затоне, да еще имеются рудник и прииски в южноенисейской тайге, где она и сама не помнит когда была, – но золото поступало в банки. И это золото теперь украли большевики.
«Эко, прижало буржуйку, – подумывал Ной, похаживая за хозяйкой. Уразумел, для кого свершили переворот господа серые каины. А знает ли о том народ? И как поведут себя серые с меньшевиками? Сладкие речи будут петь или головы рубить? Казнить будут, не иначе. Злобы буржуи скопили много».
Евгения Сергеевна поинтересовалась о службе Ноя в Гатчине и Петрограде и, когда узнала, что отец Ноя станичный атаман, весьма обрадовалась.
– Мой брат, Сергей Сергеевич, тоже поддерживал большевиков в прошлом году, но потом горько разочаровался. Все мы горько разочаровались!
«Было ли очарованье? – подумал Ной, вспомнив брошенный буржуем дом в Гатчине с порубленной мебелью, где проживал с ординарцем Санькой. – Вот кабы мильены не трогали и дали бы волюшку, штоб капиталы пухли, и серых не подбили бы к восстанию».
Ной многому научился в Петрограде и Гатчине и за один сегодняшний день. Но «фатера» на этот раз во всех отношениях была надежной.
На крыльце Евгения Сергеевна спросила: где будет лучше Ною Васильевичу – на первом этаже или на втором?
– На первом бы. Потому как приезжать буду не всегда вовремя, ежли командовать доведется особым эскадроном.
Хозяйка показала комнату на первом этаже, ту самую, в которой повесился лысый слуга покойного хозяина, Ионыч. Комната просторная, рядом с библиотекой. Кровать, стол, диванчик, стулья, иконы в переднем углу с лампадкою и огарышками свечей.
Извозчик привез доктора, и хозяйка, простившись с Ноем, увела доктора наверх.
Завязь вторая
I
Эшелон Дальчевского задерживался…
Полковники Ляпунов, Каргаполов, Розанов и Коротковский с доктором Прутовым прохаживались по перрону в ожидании доблестных воителей.
Немало офицеров, в том числе приземистый, мордастенький полковник Шильников, пришли при погонах и орденах – царских наградушках.
К полковникам подошел начальник станции с телеграммою, только что принятой из Ачинска:
«Начальнику станции Красноярск. Незамедлительно передать ультиматум командованию войск красных. Даю двенадцать часов для полной очистки города от красногвардейских частей и частей интернационалистов. Восемь утра чехословацкие освободительные войска прибудут Красноярск. Сопротивляющиеся будут уничтожены. Ответ немедленно.
Командующий группой чехословацких войск на Востоке капитан Гайда».
И ни слова о командующем вооруженными силами белых, военном министре Гришине-Алмазове, как будто в группе чехословацких войск не было Средне-Сибирского стрелкового корпуса, который исчислялся тремя генералами при 3807 солдатах и 275 казачьих саблях и имел на вооружении 37 пулеметов и 3 орудия.
За чтением депеши капитана Гайды застал полковников капитан Кирилл Ухоздвигов.
Ляпунов тут же сочинил ответ:
«Командующему группой чехословацких войск на Востоке капитану Гайде. Город Красноярск силами патриотов социалистов-революционеров очищен от красных 15 часов 18 июня. Полковники совета патриотов приветствуют командующего чехословацкими войсками капитана Гайду. Ляпунов, Коротковский, Каргаполов».
Капитан Ухоздвигов иначе рассудил телеграмму Гайды. Она не так проста, как думают полковники. Спросил у начальника станции: был ли запрос из Ачинска о положении в Красноярске? Как же! Триж ды за день. В час дня, в три часа и в пять, и все об одном и том же: ушли ли красные? Начальник станции инженер Скворцов на свой страх и риск в семнадцать часов дня телеграфировал в Ачинск: город полностью очищен от красных. Последние совдеповцы уплыли на пароходах «Тобол», «Сибиряк» и «Россия». И вдруг – ультиматум Гайды!..
– Не представляю, в чем дело, – недоумевал Скворцов.
– Вы свободны, – отослал капитан начальника станции. – Не будем спешить с ответом, господа. – И предложил обсудить телеграмму заново, посколько он думает, что Гайда не случайно «забыл» о Средне-Сибирском стрелковом корпусе и о самом военном министре Сибирского правительства. – Тут большая политика!
– Какая может быть политика? – отмел Ляпунов. – Просто Гайду не информировал начальник станции Ачинск о поступивших телеграммах из Красноярска.
– Не будем наивными, господа, – предупредил капитан. – Все телеграфные запросы продиктованы самим Гайдой. Надо знать этого капитана! Дорога повреждена, местами взорваны мосты, и освободитель Гайда застрял в Ачинске.
– Ну, голубчик! Это у вас стихи, – презрительно сказал Каргаполов. – Не надо сочинять стихов!
Капитан сдержанно напомнил полковникам, что все-таки они схлопочут себе пощечину от Гайды.
– Фантазии, капитан! – возразил Ляпунов, а Каргаполов присовокупил:
– Ответ Бориса Геннадьевича считаю правильным. Гайда ждет сообщения: свободен ли Красноярск от совдеповцев?.. Только и всего.
– Действуйте, – отмахнулся капитан.
Ляпунов подозвал одного из офицеров и попросил его отнести на телеграф составленный ответ.
II
В девять часов вечера при свете прожекторов подошел к станции эшелон «главкома армии белых» Дальчевского; паровоз пыхтел впереди, и еще один паровоз сзади.
На перроне играл духовой оркестр; офицеры, у кого имелось оружие, в честь прихода эшелона стреляли из револьверов. Из двух классных вагонов высыпали семьдесят три беспогонника, а с ними в кителе при золотом крестике – Мстислав Леопольдович. Жена кинулась к нему с перрона, а вслед за нею Ляпунов; Каргаполов и Коротковский. Были лобызания, поздравления с победою над большевиками, и воители Дальчевского – сто пятьдесят казаков и триста пятьдесят солдат – выстроились вдоль эшелона. За двумя классными вагонами следовали обыкновенные, пассажирские с казаками и солдатами; в товарных ржали лошади.
Выстроив свою армию, Дальчевский подошел к полковнику и торжественно отрапортовал, что Клюквенский фронт красных унич тожен. Захвачено пленными тысяча двести и собрано совдеповцев по пути следования пятьсот семьдесят. Трофеи: две тысячи винтовок, два станковых и три ручных пулемета, три трехдюймовых пушки в полной исправности. Бои были жестокими, но потерь со стороны армии Дальчевского – единицы, его орлы дрались отчаянно. И ни слова о пяти чехословацких эшелонах, захвативших Канск и Нижнеудинск, массированным ударом разгромивших Клюквенский фронт красных.
Над перроном причудливо переплетались световые рукава прожекторов – синих, зеленых и слепяще-белых, – светились гирлянды электролампочек с пихтовыми ветками по проволоке. Все это подготовлено было под личным руководством начальника станции инженера Скворцова.
