Приняв рапорт «главкома белой армии», полковник Ляпунов, взяв под козырек, произнес ответное слово, тут же записанное корреспондентом газеты «Свободная Сибирь»:
– Господа! Мы переживаем эпохальные дни освобождения Сибири от большевизма! Всем известно, господа, Россия не раз освобождала Европу. Теперь настало время, когда великая Сибирь должна спасти Россию от диктатуры большевизма! Ура!
– Ура! Ура!
От социалистов-революционеров выступил председатель бюро Григорий Фейфер, успевший получить назначение на должность начальника губернской тюрьмы, и от социалистов-демократов (меньшевиков) – Шпильгаузен, свирепо поносивший тиранов-большевиков.
– Ура! Ура!
По знаку Дальчевского один из офицеров подбежал к платформе с пушками, и батарейцы, как было условлено, выстрелили из трех орудий холостыми зарядами, испугав жен полковников, которые прибежали на вокзал, как и многие другие жены офицеров.
Кипели страсти, взаимные поздравления с победою, а батарейцы глушили патриотов залпами из трех пушек, чтоб весь город слышал о прибытии армии освободителей.
После семи залпов наступила благодатная тишина.
– Наконец-то, свершилось! – хлюпал седовласый миллионщик Кузнецов, преподносивший Дальчевскому хлеб-соль.
Капитан Ухоздвигов, простоголовый, в полурасстегнутом френче на несвежую рубаху, в офицерских, помятых от четырехмесячного бессменного пользования брюках, в стоптанных, нечищеных сапогах, выглядел неважно: ни с кем не лобызался и речи не произнес – должность у него строгая, без сентиментов. Кося глазами то в одну сторону, то в другую, присматривался к незнакомым офицерам – чистеньким, нафабренным, при орденах и даже при погонах.
Отцы города – Гадалов, Кузнецов, Шустаков, а с ними госпожа Щеголева, мама-купчиха, – торжественно пригласили господ офицеров в ресторан при вокзале на пир победителей.
Отведя Ухоздвигова в сторону, толстый Каргаполов сказал:
– У вас есть надежные офицеры, капитан. Проинструктируйте. Пропустить всех офицеров армии Дальчевского, освобожденных из тюрьмы, полковника Шильникова с супругою, а там – пусть смотрят. Да и мест для всех не хватит.
Еще в тюрьме капитан подобрал сотрудников в политический отдел и, увидев двоих из них – штабс-капитана князя Хвостова и поручика Мурыгина, передал им поручение губернского комиссара.
Первыми прошли: вдовствующая, престарелая купчиха Щеголева, Гадалов с супругою, Кузнецовы, Шустаковы, полковники с женами и с ними капитан. Зал постепенно наполнялся. В центре зала – отцы города с женами, министр Прутов с супругою и чета Дальчевских, полковники с капитаном Ухоздвиговым, с женами, и на довесок товарищ управляющего губернией, известный юрист эсер Троицкий с женою и шестнадцатилетней белокурой дочерью, в адрес которой капитан сказал комплимент:
– Вы единственный цветок в нашей аравийской пустыне, и пусть вам не будет скучно среди застарелых верблюдов.
Девица хихикнула и, взглянув в заполняющийся зал ресторана, промолвила:
– При такой пустыне жить можно. Правда?
– Прозрение приходит с годами, – многозначительно ответил капитан и велел официанту с черной бабочкой убрать «узника со стола» – горшок с цветами. – Это же все равно что любоваться китайским смертником с колодками на шее.
Жены полковников посмеялись над капитаном, но горшок попросили оставить – «цветы украшают жизнь».
Разговоры вязались незначительные, обволакивающие, а официанты тем временем разносили по столам блюда: салаты, кетовую и зернистую икру, семгу, осетрину, лимоны, яблоки, апельсины; на столе возвышались бутылки с французским шампанским, коньяком, сухими винами и портвейнами и, конечно, со «смирновкою» в плоских бутылках винокуренного завода Юдина.
Капитан открыл бутылку шампанского, выстрелив пробкою в потолок, разлил.
Начались тосты.
Разговоры пошли громкие, господа офицеры усердно приобщались к дармовому питанию и угощению.
Ухоздвигов краем глаза заметил движение у дверей: один из казаков, охраняющих дверь, пропустил человека в форме железнодорожника с листком бумаги, который он передал начальнику станции. Начальник станции поднялся и быстро подошел к почетному столу полковников.
– Господа, телеграмма из Ачинска, – сказал он.
По мере того как Ляпунов читал телеграмму, лицо его багровело, лоб морщился, и он зло проговорил:
– Какого черта! Что еще за комедия?
Коротковский взял из рук Ляпунова депешу, прочитал.
– Настоящая комедия!
Каргаполов пыхтел над телеграммою дольше, качал головою, и тогда уже:
– Издевательство. И какое имеет право Гайда…
– Минуточку, господа, – оборвал капитан. – Пощадите дам! Мы охотно подождем, пока вы обсудите ваш вопрос где-нибудь в другом месте.
Каргаполов передал листок Ухоздвигову.
– Понятно! – кивнул капитан, читая телеграмму:
«Начальнику станции Красноярск объявляется арест десять су ток. За самоуправство и дезинформацию главнокомандующего чехословацкими войсками капитана Гайды. Приказываю вызвать аппарату для переговоров полковников Ляпунова, Каргаполова, Коротковского. Исполнение незамедлительно. Гайда».
Это и была первая пощечина от капитана Гайды полковникам – освободителям Красноярска, предусмотрительно обещанная Ухоздвиговым.
– Пойдемте, господа, – поднялся Ляпунов, предупредив супругу: ничего страшного не произошло – они идут уладить «телеграфное недоразумение». – Пойдемте с нами, Кирилла Иннокентьевич.
– Увольте, Борис Геннадьевич, – уклонился капитан. – Оставьте меня с вашими супругами – кто-то должен ухаживать за дамами. Пригласите лучше Мстислава Леопольдовича и полковника Шильникова. Да и Николаю Семеновичу надо пойти с вами, – кивнул на Троицкого.
Ушли.
Кирилла Иннокентьевич щедро разлил шампанское дамам, выпили за благополучное возвращение с телеграфа доблестных мужей, рассказал о француженках, тоненьких, как рюмки, и на таких же тоненьких ножках, сыпал каламбурами и до того развеселил жен славных патриотов, что они, смеясь и восхищаясь капитаном, назвали его подлинным кавалером.
Пришел полковник Коротковский:
– Кирилла Иннокентьевич, вас просит Борис Геннадьевич.
Ухоздвигов поднялся и галантно поклонился дамам:
– Не обращайте внимания на нашу суетню и беготню – мы же офицеры. У нас всегда – перелет или недолет и редко – в яблочко.
Волнение охватило всех офицеров в ресторане. Что произошло? Почему поспешно ушли полковники и убежал начальник контрразведки? Какой-то поручик с перепугу пустил петуха:
– Пленные красногвардейцы вылезли из вагонов! А что думаете? Они всегда действуют потемну. А там пушки на платформе, пулеметы открыты!
