Где же он теперь? На конспиративную квартиру Браховичей нельзя – там провал. Но есть еще квартира сапожника Миханошина, который работает в типографии подсобным рабочим. Это он достал для комитета шрифт. Он наверняка что-нибудь знает о Казимире! Надо спешить. Не сидеть же в неизвестности! Может, Казимир ранен? Или лежит где-нибудь больной? Она же фельдшерица, в конце концов! Надо идти!
Собрала медикаменты и все необходимое в брезентовую сумку с красным крестом, оделась потеплее, повязалась суконной шалью и, не забыв прихватить испробованный в Манской тайге кольт, вышла в ограду. Темно. Темно! Ворота и калитка в улицу на замках. Надо выйти через тайные воротца в каменной стене возле бани у оврага Часовенной горы.
Темень. Темень!
Отыскала железные воротца, прошла к оврагу, берегом вниз по Каче. А небо темное-темное, набухшее тучами, завывает ветер и хмуро, хмуро, как на душе у Прасковьи – ни света, ни щелочки, тьма-тьмущая.
Малокачинская…
Селились тут мастеровые люди, скорняки, сапожники, шорники, извозчики, плотники и краснодеревщики, некогда мазанные одним миром – каторгою и ссылкою; и песни тут по престольным праздникам распевают каторжные: про дикие степи Забайкалья, про золото, про страну Иркутскую и Александровский централ, про славное море – священный Байкал и омулевую бочку, в которой плыл беглый бродяга с Акатуя, про буянство и конокрадство.
Прасковья знала дом сапожника Миханошина, брат которого, Григорий, командовал отрядом подрывников при отступлении красных с Клюквенского фронта. От Казимира слышала: дом надежный, старший брат Авдея хотя и не был в Красной гвардии, но помог младшему. В первые дни после вступления белых в город в доме Ми-ханошиных скрывались подрывники-красногвардейцы.
Прасковья ни разу не была в доме. Третий по нечетной стороне, с белыми ставнями и резными наличниками, глухая ограда с воротами и калиткою. Кажется, вот этот. Три закрытых ставня в улицу. Оглянулась – кругом ни души. Пошел дождь – ветер хлестал мокрыми брызгами в лицо. За ставнями темно – ни единой щелочки света. Спят!
А дождь льет и льет…
Прасковья подошла к высокому заплоту из широких плах, отыскала щель, заглянула. Из второй половины дома сквозь закрытые ставни прорезывался в ограду пучками свет. Не спят!
Прасковья постучалась в ставень. Если бы она поднялась на завалинку и заглянула внутрь горницы, то кинулась бы бегом от злополучного дома!
Она постучалась еще раз.
– Господи! Кто еще? Кто там? – спросил напряженный женский голос.
– Портной у вас?
Секундное замешательство, и:
– Какой портной? – И через мгновение дрожащим торопливым голосом женщина ответила: – У нас! У нас! Идите к калитке – открою.
В улице послышалось тарахтенье телеги. Пригляделась сквозь мглистую пряжу дождя – дышловая упряжка, военная. Едут двое. Кажется, с винтовками.
А вот и голос женщины:
– Идите скорее!
Прасковья кинулась к калитке, зажав в руке кольт на боевом взводе, и только что прошла мимо рослой женщины в ограду, как была схвачена с двух сторон за руки. Нажала на спуск – грохнул выстрел в землю.
– Эта птичка, кажется, из важных! Ну, вперед! Тихо! Тихо! Хозяйка, открой двери!
Прасковья слышала, как возле ворот остановилась военная упряж ка и мужской голос что-то сказал по-чешски.
Чехи!
Впереди шла женщина, за нею Прасковья, из открытой двери в избу ударил свет лампы. Сразу увидела Миханошина в белой нательной рубахе, со связанными за спиной руками. Как же он взглянул на Прасковью! Сердце в комочек сжалось. Миханошин тут же отвернулся, как от незнакомки. На лавке – мужчина в меховой душегрейке, и на другой лавке у простенка – широкомордый грузный мужик в суконной поддевке и яловых бахилах.
В передней комнате дома перевернуты постели, разбросаны сапожные инструменты, открыто подполье, а филенчатая дверь в горницу закрыта. Вот почему не видно было света с улицы!
Женщина в черном, опустив руки, остановилась возле цела русской печи.
На полу возле стола ствол станкового пулемета, густо смазанный маслом, железная тележка на двух колесах, патронные цинки, несколько винтовок и карабинов, бомбы и гранаты, пакеты с динамитом, скруток бикфордова шнура, а на столе – бумаги, бумаги, пачки последних подпольных воззваний комитета. Провал!
Два стрелка чехословацкого эшелона, офицер и черноусый, курносый русский офицер с нарукавной нашивкой прапорщика воззрились на Прасковью.
С нее сдернули шаль, жакетку: обыскали, и чешский поручик подошел ближе, воскликнул:
– О! Вы меня помнить! Поручик Брахачек. О, вы меня помнить! Мы ехали от Красноярска до станции Камарчага. Вы везли товар с вашими двома братами для магазин папаши в Шало! Интересный момент!
Прасковья ничего не ответила – попалась…
Подошел русский офицер с черными усами:
– Это Грушенька, господин поручик! Грушенька! По всем приметам, какие известны нашей контрразведке.
– Ваша контрразведка – пиво варить надо, – отпарировал поручик Брахачек. – Мы будем вести следствие. – И к Прасковье: – Вы представил мне хороший сюрприз. Я вас никак не ждал. Помните: дочь купца Фесенко. Так? Как вы себя назвал? Грушенька?
– Гликерия Алексеевна, – машинально ответила Прасковья; ее всю трясло, будто она искупалась в ледяной купели.
– А два брата как звать?
– Петр и Савелий.
– О да! Совершенно правильно. Вы были очень… М-мм… пикантны… м-мм… забывал имя: Грушенька?!
– Гликерия Алексеевна.
– О да! Гликерий Алексеевна. Мадемуазель. И – мадам! Удивительно. Вы пришел к «портной». Но здесь живет сапожник. – Поручик кивнул на Миханошина. – Вы сделать заказ ему? Почему молчите! Вы много говорил в нашем купе вагона! Я спрашиваю: вы пришел делать заказ? Имел при себе кольт? Интересный заказ! Как ваша имя теперь? Настоящий имя, фамилия?
– Гликерия Фесенко.
– Она лжет, господин поручик! – вмешался черноусый русский офицер. – Она член подпольного комитета большевиков, под кличкою Грушенька. Она жена Машевского, как нам известно. Чрезвычайно опасная подпольщица! Недавно вернулась из Манской тайги, где собирается банда дезертиров и уголовников. При возвращении из тайги…
– Господин прапорщик, я вас не спрашиваль! Барышня мой друг. Мы будем отпускать мадмуазель-мадам до папаши в Шало! О да! Вы меня приглашаль в гости к папаше? Мы возьмем «портной» и сапожник, будет у нас веселый компания. О да! Я люблю веселый компания.
Прапорщик не сдержался:
– Господин поручик! Настоятельно прошу вас передать Грушеньку вместе с Миханошиным в нашу контрразведку. Имеется такое досье, что их следует сто раз повесить! И не из ее ли кольта, господин поручик, убиты сегодня генерал Дальчевский и поручик Иконников? Эта Грушенька, она же Машевская, безусловно, руководительница террористического отряда банды большевиков. И я настоятельно…
