– Сам Ухоздвигов убит, – ответил Никита. – Да вот кем убит – загадка.
Ольга оборвала:
– Никакой загадки! Сыновья-офицеры прикончили, а свалили на нас.
– Как так? Отца-то?
– Отца! Они бы и у родной мамы кишки выпустили за золото. Они-то знают, что папаша где-то спрятал золото. До тайника добираются.
В десятом часу вечера, сменив лошадей, Ольга с Никитой собрались ехать в Минусинск.
Прощаясь с Тимофеем в ограде, будто предчувствуя беду, Ольга тихо сказала:
– Свидимся ли мы с тобой, Тима?
– Свидимся, и не раз, – весело ответил Тимофей. – Я еще приеду к тебе на Благодатный.
– Ой ли? – Ольга покачала головой. – Чует мое сердечко, беда нас ждет великая. Ей-богу! Может, не чубы трещать будут, а головы в кусты лететь?
– Ну, ну! К чему такое похоронное настроение. Все наладится.
VIII
Дуня ходит, ходит по горенке и курит, курит самосадные цигарки, чтоб до копыт прокоптить Коня Рыжего – Ноя Васильевича Лебедя.
– Хучь себя бы пожалела, Дунюшка. Не ко здравию экое.
– «Не ко здравию»! – фыркнула Дуня, пуская дым из ноздрей. – У меня ничего нет ко здравию. За упокой только. Не Ольга я! У нее геройство, а у меня что? «Бодайбо» мадам Тарабайкиной-Маньчжурской? Эх ты, офицер казачий!.. А еще жениться на мне хотел!
– На окаянных обидах век не прожить, Дуня. У каждого дня свои обиды бывают. Если бы ты послушалась…
– И вышла бы за тебя замуж? – зло подхватила Дуня. – Ха-ха-ха!.. – Помолчав, дополнила: – Кипит во мне все. Кровь кипит. Порченая она у меня, кровь-то. Куда уж мне, Ной Васильевич, до твоей казачьей степенности и порядочности.
Ной горестно опустил голову. Чужая!
Собрались спать.
Дуня постелила Ною на жестком деревянном диване, а сама легла на кровать и малого тополевца взяла к себе в постель.
В полночь Дуню разбудили:
– Вставай, Дуня! Скорее. Это я, Аркадий Зырян. Беда! Банда налетела на ревком. Крачковского убили. Дружинника Васюху Трубина убили. Сам Юсков притащил бандитов из Уджея.
– О боже! – воспряла Дуня. Сон как метлой сняло. – А Тимофей Прокопьевич?
– Кабы не Тимофей – всех бы перещелкали в ревкоме. Я только что пришел домой, как услышал стрельбу. За винтовку, и в улицу. Слышишь, конные орут? Казачье войско атамана Сотникова занимает Белую Елань. Резню еще устроят.
Хорунжий тоже проснулся и быстро оделся. Слышно было, как в соседней горнице вскрикнула Анфиса, плакала малюхонькая Агнейка. Все Зыряны торопились покинуть дом – поскорее бы убежать в поселенческую Щедринку.
– Боженька! Ничего не видно. Как же Демку? Спит он.
– Демку отец унесет к Боровиковым.
– А где Тимофей?
– Отбил бандитов и ушел в Щедринку с братьями Харитоновыми. За Урвана казаки тебя не помилуют, гли.
Голос подал хорунжий:
– За Евдокию Елизаровну я сумею постоять!
– Нет, нет! Я сейчас, Аркадий Александрович. Куда идти только?
– Со мной пойдем. Ну, прощевайте, Ной Васильевич!
Зырян увел Дуню в пойму Малтата, и там пешеходной тропкой они двинулись в сторону Щедринки.
Случилось вот что…
Крачковский с Тимофеем допрашивали Алевтину Карповну. Ну, известное дело, допрос затянулся. Сперва Алевтина ни в чем не признавалась, но потом, когда Крачковский припер ее фактами, начала давать показания: где банда скрывалась, кто из уджейцев, каратузцев, сагайцев, курятцев состоял в ней; про есаула Потылицына выложила всю подноготную, про старика Боровикова – успевай вносить в протокол.
Мамонт Головня некоторое время присутствовал при допросе, а потом удалился в соседнюю комнату, укутался в ревкомовский тулуп и храпанул – кузнечным молотом не разбудишь.
Время было за полночь…
Тимофей вышел подышать и разогнать сон и, разминаясь, побрел пустырем обширной ограды на другую улицу. Не успел перелезть через забор, как за спиною хлопнули выстрелы. Это было так неожиданно, что Тимофей не сразу сообразил, в чем дело. Сперва повернул обратно, но, когда раздался крик из ревкома, понял, что не иначе как налетела банда. Чего доброго, сам Елизар Елизарович! Это же ясно-понятно. Два кирпича золота, конфискованного из тайника Юскова, находились в ревкоме!
Одним махом Тимофей перескочил изгородь в проулок и подбежал к ревкому с другой стороны. Выглянул из-за угла, и вот они!.. Двое в седлах с карабинами на изготовку, и двое стояли у лошадей. До бандитов было шагов десять – пятнадцать. Хотел сперва снять конных, но тут на крыльцо выбежал еще один, в полушубке, с револьвером.
– Боровиков смылся! – По голосу Тимофей узнал бывшего урядника, Игната Юскова. – У Зыряна он! Мы их сейчас там…
Тимофей прицелился и выстрелил. Игнат кувыркнулся с крыльца. Еще два выстрела по конным: пешие, бросив коней, кинулись в ограду ревкома. Кони помчались по улице. Всадник тащился по земле, нога застряла в стремени. На выстрелы из своей ограды выбежал Зырян, в полушубке, без шапки, с винтовкой. Тимофей все еще прятался за углом, поджидая бандитов из дверей ревкома. И вот сам Елизар-сомище, в распахнутой шубе, револьвер в лапе, а левой тащит мешок с золотыми слитками. За ним – Алевтинушка. Тимофей выстрелил – Юсков упал, а Алевтина с визгом бросилась обратно в двери; как раз в этот момент кто-то пальнул в Тимофея со стороны проулка. Тюкнуло в правое плечо. Зырян не растерялся, ответил тремя выстрелами из винтовки в проулок. Подбежали братья Харитоновы и с ними Головня.
Мамонт до того крепко спал, что первых выстрелов не слышал. Харитонов-старший рассказывал, как в ревком влетели трое: братья Юсковы и еще какой-то бандит с ними. Пристрелили Крачковского и дружинника Василия Трубина.
Кособочась, зажимая рукой правое плечо, Тимофей сказал, что надо поймать коней.
Слышалась стрельба на Большом тракте.
– Кто бы это?
Выстрелы сдвоились.
– Из винтовок!
– Сигнал дают, – сообразил Зырян. – Банда, кажись, была не вся.
– Может быть, – согласился Тимофей. Маузер он успел поднять и засунул в карман шинели. – Зырян, смени обойму в моем маузере. Да подберите оружие бандитов.
Братья Харитоновы побежали ловить коней. Зырян подобрал оружие – два револьвера и карабин.
Где-то далеко, за рощей, раздался винтовочный залп.
– Ого! – присел Зырян.
– Надо уходить, – решил Тимофей. – Головня, дай-ка мне мешок с капиталом Юскова. А ты, Зырян, подыми Авдотью. Идите поймою в Щедринку, на самый край деревни. Там сообразим. Ну, а ты что? – спросил у Головни.
– Мое дело при ревкоме.
