Парень уже повернулся, чтобы просигналить другому наблюдателю о приближении чужака, но Теркул, надрывая легкие, прокричал:
— Слава Украине!!
Паренек повернулся к нему и охотно ответил:
— Героям слава!
Голос его оказался сильным и очень звонким. Убегать он передумал и терпеливо дожидался, когда к нему приблизится незнакомец. В глазах светилось нечто похожее на любопытство.
— Как тебя зовут?
— Януш.
— Фамилия?
— Протосовский.
Вытащив из кармана «Бронзовый крест УПА», Теркул протянул его мальцу:
— Бери, заслужил… Припрячь его до лучших времен. Когда-нибудь этот крест ты будешь носить с гордостью. Обо мне никому ни слова, так надо.
Малец осторожно забрал неожиданную награду. Не каждый из повстанцев может медали раздаривать, значит, в УПА он большой чин. А кто таков, спрашивать не принято. Захотел бы, так сам сказал.
— Спасибо, пан.
— Демьяна Сурдла знаешь? В Красных Буграх он живет.
— Кто же его не знает? — удивился хлопец. — Добрый пан, богатый.
— Давай беги к нему, пусть меня заберет. Скажешь, что Коршак пришел. И более никому ни слова!
— Сделаю все как нужно, пан, — сказал малец и побежал по дороге.
— Постой! — крикнул Теркул. Паренек остановился и выжидательно посмотрел на незнакомца. — Хата здесь пустая есть, чтобы никто меня не заприметил?
— А вот эта, вторая с краю, — показал он на крепкую мазанку, утопавшую в яблоневом саду. — Там никого нет.
— Чья это?
— Наша. Батя с маткой и братьями в поле будут до самого вечера… Правда, двоюродная сестра должна подойти, она за сыром к свояку пошла в соседнее село.
— Хорошо… Я до вечера уйду. Не потревожу. Обо мне никому ни слова!
— Понимаю, пан, что я, маленький, что ли.
Теркул осторожно ступил в хату. Горница обыкновенная, светлая и простая, без особых излишеств. В углу стояла резная кровать, в изголовье три по-душки с вышитыми наволочками, над ней, закрепленная к балке, висела выдолбленная из единого куска дерева люлька. К стене приперт небольшой стол с белой скатертью, на стенах — фотографии.
Неожиданно дверь отворилась, и в комнату вошла молодая девушка; повязанный платок скрывал лоб и шею, руки стыдливо спрятаны за спиной. Где-то Коршак ее встречал, причем не так давно, вот только никак не мог вспомнить, при каких именно обстоятельствах.
— Послушай, кажется, мы с тобой где-то встречались.
— Встречались, — тихо произнесла девушка и убрала руки из-за спины.
В правой ладони у нее оказался револьвер, ствол которого смотрел точно ему в грудь. Теркул мгновенно вспомнил подробности того рокового дня: мольбы о пощаде, кровь, изуродованные тела — и побледнел. Проглотив ком, подступивший к горлу, негромко спросил:
— Как тебя звать?
— Валентина.
— Послушай, Валентина… Положи пистолет.
— Ты убил моих родителей!
— Я тебе сейчас все объясню, — шагнул Коршак вперед. — Ты неправильно поняла, было совсем по-другому. — Еще один небольшой шажок. — Мы разберемся с этим делом пообстоятельнее, будет следствие, вот увидишь, виновные будут наказаны.
Крепко сжимая пистолет в руке, Валентина безбоязненно наблюдала за его приближением. Голос у Коршака был вкрадчивый, он буквально завораживал, подчинял себе, связывал по рукам и ногам.
— Стояти, пан! — громко выкрикнула девушка, заставив Теркула остановиться. — Теперь я понимаю, как ты людей убиваешь. Они тебе верят, а ты их обманываешь.
— Послушай… — сделал Коршак еще один шаг вперед.
И тут девушка дважды нажала на курок. Он дернулся, отступил, слегка приподнял отяжелевшие руки, надеясь закрыть брызжущую кровью рану, но, не дотянувшись до груди, рухнул на пол.
Из другой комнаты вышел крепкий мужчина лет сорока, за ним, опасливо посматривая на убитого, шагнул Януш.
— Вот теперь мы в расчете, — произнес мужчина, разглядывая убитого. — А ты молодец, Валентина, не побоялась. Не ожидал. Может, мне это нужно было сделать, а то…
— Нет, — твердо произнесла девушка. — Я должна была сама.
— Наверное, ты права, — задумчиво произнес хозяин. Повернувшись к мальцу, сказал: — Никому ни слова! Соседи будут спрашивать, что за стрельба, скажешь, что батяня в ворон палил.
— Не маленький я, батя, — обиделся малец.
— Ночью в лес его отвезу, там и закопаю. А сейчас давай в подвал стащим. — Взяв убитого за плечи, скомандовал: — Ну, что стоим? Не одному же мне корячиться!
По тревоге были подняты два полка — один стрелковый, другой — запасной. Искали Коршака целый день, расширили район поисков, заблокировали все дороги, однако Теркула так и не нашли. Только когда стали прочесывать местность по второму разу, то на опушке леса, километрах в пяти от овражка, где его видели в последний раз, отыскали его труп, едва присыпанный землей. Темная история. Непонятная. Бойцы утверждали, что проходили в этом месте, но раскопов не заприметили. Не исключено, что Коршака убили позже, а труп вывезли в лес.
Увы, не таким виделся конец истории: следовало бы его допросить, выявить законспирированное подполье, а потом судить по всей строгости и только после этого прилюдно повесить на площади.
Командировка у капитана Романцева завершилась, нужно было по-быстрому закончить дела и собираться в обратную дорогу.
И все-таки сделано было немало: нашли в лесу тело капитана Севастьянова, теперь он не пропавший без вести, а самый настоящий герой. А его молодая жена с малолетним сыном могут рассчитывать на положенную пенсию. Убитого отца и мужа не вернуть, но хоть какое-то утешение.
Ну, и письмецо нужно успеть написать жене, чтобы отправить его с ближайшей почтой.
Сев за стол, Тимофей принялся писать.
«Здравствуй, милая моя, родная Зоя!
Срок моей командировки подошел к концу. Закончились все мои канцелярские дела. Как-то очень быстро пролетело время. Кажется, я влюбился в этот край по-серьезному. Хорошие здесь люди, отзывчивые, добрые. Хотелось бы как-нибудь приехать сюда еще раз, и не в командировку, а просто отдохнуть. Предлагаю тебе поехать вместе. Возьмем с собой палатку, забредем куда-нибудь подальше, поселимся на недельку где-нибудь у речки и будем удить рыбу. Уверен, что Украину ты полюбишь так же крепко, как и я.
Целую тебя крепко, твой Тимофей».
Наконец пролился дождь. Черное небо располосовали яркие молнии, зазвучали раскаты. Бабахало так, как бывает только на передовой. Настоящая канонада. Вот только вместо тяжелых осколков и снарядов спекшийся под солнцем чернозем взрыхляли упругие струи дождя. Смотреть на оживление природы было сладостно.
