– Но если второй «десяточку» всего лишь получил – значит, он уже вышел?
– Это может быть. Этого я не знаю, сказать не могу.
– А сейчас кто в том доме живет, где убили?
– Свиргун. Брательник убитого. Он особняк и все имущество унаследовал.
– Так была ведь у Подгребцовых дочка? Она вроде по закону наследница первой очереди?
– Знать не могу. Ее, девочку, куда-то очень быстро увезли. То ли в детдом отдали, то ли какие-то другие родственники объявились.
– Странно получается. Одним родным в наследство – дом. Другим – ребенок. Как в сказке: одному сыну – мельница, второму – кот. Почему так?
– Спроси меня что-нибудь полегче, дорогой.
Тут в магазин вошла пенсионерка, звякнул колокольчик. Поздоровалась: «Здравствуй, Маша!» – и продавщица с облегчением – чересчур дотошный разговор с расследователем начал ее тревожить и утомлять – оборотилась к новой персоне:
– Чего хотела, Ефимовна?
Артем забрал свою воду, попрощался и вышел. Во время беседы он пару раз незаметно щелкнул собеседницу на телефон. Можно было развить историю в своем блоге: «Продавец магазина напротив согласна с официальной версией случившегося».
На крыльце молодого человека поджидал алконавт – тут совершенно очевиден стал его бизнес-проект: струсить на бутылку с богатенького заезжего гостя.
– Слышь, парень! – начал он несмело. – У тебя мелочь имеется? Поможешь страждущему человеку?
– Дядя, я не только мелочь – я тебе на полноценную бутылку дам! – Собеседник при этих словах встрепенулся, воспламенился. – Если ты мне все расскажешь, что знаешь, как на духу, об убийстве, которое здесь пятнадцать лет назад произошло. – Алконавт на глазах потух – путь к вожделенной влаге оказался тернист и, возможно, даже опасен.
– Да че я там знаю… – стал ныть он. – И потом, всухомятку язык не ворочается. Давай, ты меня смажешь, и рассказ полетит стрелой!
– Не, дядя. Сперва история, гонорар – по окончании.
– Чево там рассказывать… Два разбойника взяли залезли ночью и убили… Мишку Подгребцова и супругу его…
– За что убили? Почему?
– Как за что? Поживиться захотели.
– А правду говорят, – Артем вспомнил версию, которую выдала ему сегодня жгучая брюнетка из редакции, – что убийство заказал Голышин, который сейчас заместителем краевого губернатора стал?
– Тшшш! – Мужик явно испугался и даже разом стал как-то меньше ростом. – Что ты такое говоришь! Да что ты!
Тут из магазина вышла давешняя пожилая покупательница с сумкой, откуда выглядывала упаковка макарон и румяная буханка хлеба. Неодобрительно глянула в сторону беседующих и молвила, поджав губы:
– Все гуляешь, Чича!
Дядя верноподданически заулыбался щербатым ртом:
– Гуляю, Ефимовна, гуляю!
– Пора на тормоз жать. Вон руки ходуном. Скоро ширинку застегнуть не сможешь. – И, не дожидаясь ответа, она гордо, с прямой спиной, пошагала прочь.
– Бисмарк, – уважительно прошептал Чича, воздев указательный палец. – Классная моя бывшая. Ух, строга! Чистый прокурор.
– Давай к делу. Кто убил и за что. Что в народе говорят?
– Брехали всякое. И брешут. Что якобы залезли и убили неспроста. Врали, что заказ был. А чей? Может, и впрямь, – дядя понизил голос и указал пальцем в небо, – оттуда. От того, кто сейчас на самом верху. В крае сидит. Но только я тебе ничего не говорил. Потому что кто его знает? Ты на бутылку-то дай! Обещал!
– А второй убийца? Который, как говорят, отсидел, и его выпустили? Не знаешь, кто он? Где сейчас?
– Не знаю я ничего! И никого!.. Ты денег дать обещал, парень! – протянул Чича жалобно. Становилось очевидным, что больше информации вряд ли получишь. Артем залез в портмоне и протянул мужику сторублевку. Водку он обычно не пил, предпочитал шотландский виски и штатовский бурбон, поэтому цен на нее не знал. Ханыгу аж перекорежило.
– Большой театр? Один? Не хватит же! – с обидой и горечью проговорил он. – Еще два давай!
Да, страшно далек оказался молодой человек от народа!
Он беспрекословно вытащил еще две сотни наличными, которые счастливым образом затесались в кошельке. Страдающий мужчина мгновенно выхватил их и был таков – исчез в недрах магазина.
Его фотографический портрет Артем, впрочем, успел сделать – на свой телефон, скрытой камерой. Чича получился с нелепым жестом, указующим в небеса. Прекрасно выйдет с подписью: «Простые жители города Казацка полагают: возможно, нити убийства тянутся на самый верх».
* * *
Не садясь в машину, Артем по диагонали пересек улицу и подошел к калитке дома, что занимал Игорь Свиргун, сводный брат убитого и дядя Насти. Трехэтажный особняк нависал над забором – как и над возможными посетителями – и сейчас над молодым человеком.
Кудряшов нажал на кнопку домофона.
Незваного гостя, видимо, предварительно долго рассматривали в видеокамере, потому что пришлось выдержать сигналов пятнадцать, прежде чем из устройства донесся хмурый и грубый голос:
– Чего надо?
Кудряшов произнес заготовленное:
– Я жених вашей племянницы Насти.
– Кого?!
– Можете впустить меня, поговорить?
Зависла пауза, а потом мужик наконец бросил:
– Жди!
Через минуту железная калитка приотворилась – ровно настолько, чтобы продемонстрировать мужчину лет пятидесяти – лысого, седого и толстого. Был он, что называется, «с волевым лицом» – такие часто встречаются у силовиков в отставке, в чинах от прапорщика до майора.
– Чего тебе? – буркнул он.
Артем успел, правда, в этот момент сделать скрытой камерой пару фоток хозяина.
– Я жених вашей племянницы. Дочери Подгребцова.
– Не знаю я никакой племянницы, – отрубил голос.
– А самих Подгребцовых знаете? – удивленно от такой наглости и даже отчаянно воскликнул Артем.
– И че? – вызывающе переспросил хозяин.
– Вы же, говорят, брат его?
После секундной паузы и определенного замешательства мужик ответил:
– Не знаю я никого, – и захлопнул калитку перед носом Кудряшова.
Молодому человеку нечего было терять, и он снова нажал на сигнал вызова. Прослушал множество сигналов – но бесполезно.
Возможно, «силовик», что таился внутри, просто отключил домофон. Или у него оказались о-о-очень крепкие нервы.
Делать здесь было больше нечего. И коттедж, и мужчину Артем снял.
Нынче у нас время, когда визуальное превалирует над текстом – этому его и на журфаке учили. Одна фотография с места события плюс короткая подпись способны дать зрителю-читателю гораздо больше, чем тысяча слов текста.
