– Вы говорите, она, новорожденная, в самом конце девяностых в семье появилась?
– Типа того.
– А убили Подгребцова в третьем году?
– Да.
– Почему же за пять лет Подгребцовы ребенка так и не легализовали?
– Хороший вопрос! Наверное, потому, что сразу неизбежно встали бы вопросы: что за новорожденная, откуда взялась? Да и не нужна никому была эта легализация: девочка дошкольные учреждения не посещала, ее дома мама воспитывала. Поликлинику по месту жительства, как рассказывают, они тоже избегали – если нужно было, врачей частным образом приглашали. Наверное, в дальнейшем, перед школой, они планировали девочку из подполья (что называется) вывести. (Но это мои догадки, доподлинно не знаю.) Однако не успели – девчушке было пять лет, когда обоих названых родителей убили… А как хватились после гибели Подгребцовых – Свиргун, брат мужа, сказал: «Девочка тут вообще ни при чем! Кто она погибшим? Никаких документов! За нее я никакой ответственности не несу и нести не желаю! Надо ее в органы опеки и призрения сдать, и дело с концом!» Хорошо хоть тетушка у ребенка отыскалась (сестра жены), которая взять к себе девочку согласилась и со всеми документами бегала, несчастную крошку удочеряла.
«Знает ли Настя, – мелькнуло у Артема, – тайну своего происхождения? Что она и для убиенных Подгребцовых, оказывается, родной не была? Судя по ее рассказам – нет! И остается гадать, почему новая мать, Ирина Максимовна, ей не открылась – наверное, не хотела травмировать. И без того смерть названых родителей в пятилетнем возрасте – тяжелейшее для психики воспоминание!»
– Настя выросла, но ничего о себе не знает, – заметил Кудряшов вслух, – и я не уверен, что буду ей рассказывать. Во всяком случае, не сейчас. Может быть, со временем…
– Вы тоже ведете себя, как покойные Подгребцовы, – проговорил мэр. – Страусиная политика. Голову в песок!
– Сложные это вопросы, деторождения и наследства, деликатные, – постарался оправдаться молодой человек.
– Да я не об этом! Заявления против Свиргуна писать не хотите, а ведь если правду говорите, только за сегодня у него целый букет: и доведение до самоубийства, и склонение к употреблению наркотических веществ, и хранение, и сбыт… А вы чистенькими хотите.
– Не в том дело, – поморщился Кудряшов. – Я ведь в ту квартиру тоже заходил. И пальчики там мои повсюду. И получается, мое слово – против Свиргуна. А он местный, у него наверняка и среди полицейских дружбаны, и среди судейских… А я пришлый, к тому же москвич. Если захотеть, запросто можно против меня ситуацию обратить.
– Никто у нас в органах заниматься подобной фабрикацией не станет.
– Я рад, что вы столь высокого мнения о ваших земляках. А мне позвольте все-таки быть осторожным.
– Давно поговаривали, что Свиргун с героиновыми каналами связан. Что приторговывает наркотиками – не в особо крупных пределах, но тянется за ним что-то. Так что, ежели поможете его закрыть, хорошую услугу городу окажете. И за невесту свою поквитаетесь.
– Я повременю пока.
– Как бы вам об этом не пожалеть.
– Вы мне угрожаете?
– Да господь с вами! Просто мне моя жизненная практика подсказывает: если хочешь в кустах отсидеться и не идешь ва-банк, судьба тебя рано или поздно, так или иначе, наказывает.
– Ничего, уж как-нибудь.
* * *
Артему захотелось горячей пищи. Хватит сухомятки и пробавляться гостиничным чайком! Он на интернет-карте города выбрал ресторан неподалеку от гостиницы – но все равно получилось в паре километров, поэтому поехал на машине. Все равно он здесь пить не будет.
Попутно, в машине и ресторане, молодой человек размышлял, как ему быть. Что и как давать в свой блог по результатам тутошнего расследования? Как дальше вести себя с женитьбой, чтобы и лица не потерять, от себя не отступиться и с родителями (которых он любил и уважал) не разругаться? И как освещать первый вопрос, с убийством в 2003-м Настиных родителей? Никаких ведь доказательств и даже внятных свидетельств, что виновен Свиргун, нет. И как сказать (и надо ли вообще говорить) Настеньке, что Подгребцовы, которых она помнит и чтит, на самом деле ей не родные? Что и они – родители ее не настоящие, а приемные. И кто в действительности ее мать и отец, и откуда она – опять непонятно. Нет, наверное, он должен Насте со всей осторожностью, но открыть глаза…
С этими думами он проглотил в ресторане куриный суп, а потом лосося на гриле – блюда выбирал такие, чтобы трудно было отравиться. Зал полупустой, играл под сурдинку джаз в колонках, а официантка выглядела усталой и отстраненной – словом, ничто не мешало молодому человеку предаваться размышлениям. Но он все равно ничего толком не решил ни по одному из проклятых вопросов и счел, что утро вечера мудренее. И вдобавок постановил для себя, что завтра надо не мытьем, так катаньем пробраться в больницу к Сопелину. И если тот окажется не в состоянии говорить с ним, хотя бы сделать фото на больничной койке.
Молодой человек рассчитался. Ценник был несравним со столицей и с курортными местечками края – удалось уложиться в восемьсот рублей. Швейцар-гардеробщик подал ему куртку, Артем сунул ему полтинник, и тот поклонился и распахнул перед ним дверь заведения.
Не торопясь, Кудряшов зашагал по ночному тротуару к своей машине, когда его окликнули. Обернулся. К нему поспешали двое молодых парней. От них исходила скрытая, но явная угроза. Тут бы ему, не рассуждая, броситься прочь! Стал бы действовать сразу – успел бы влететь в авто, заблокировать двери и дать по газам. Однако проклятое самолюбие – как это? он вдруг будет ни с того ни с сего бежать? – его не пустило. Да ведь парень никогда уличных стычек и не избегал. Рослый, физически сильный, с опытом подростковых и юношеских секций бокса и карате, Артем не сомневался в своих умениях справиться даже и с двумя обидчиками. Да, может, обойдется все без боестолкновения, мало ли что парням надо!
Минута промедления сыграла роковую роль. Когда парочка негодяев приблизилась, Артем понял, почему самый первый сигнал, что подавал внутренний голос, был: беги! И почему эти двое показались ему угрожающими – один из них держал в руке и прятал за спину бейсбольную биту, второй – железный прут.
Однако бежать было уже поздно. Парни оказались совсем рядом, один из них воздел биту над головой и обрушил ее на висок Кудряшова.
В последний момент тот сумел уклониться, и спортивный снаряд врезался ему в плечо и ключицу. Он почувствовал жуткую боль. Второй нападавший в этот момент заехал ему металлической арматуриной по лицу. В голове словно граната разорвалась, и молодой человек, обливаясь кровью, упал. Два новых удара – битой и прутом – обрушились на него сверху. Возможно, они могли стать смертельными. А если не они, то следующие. Однако журналиста спас швейцар ресторана. Он сквозь стеклянные двери посматривал от нечего делать, как удаляется от заведения щедрый клиент. И сейчас, когда началось избиение, выскочил из ресторана и засвистал в свой милицейский свисток. Оба налетчика оглянулись, и служитель заорал: «А ну стой! Стрелять буду! Руки за голову!»
