С владельцем третьей камеры меня ждала удача. Он оказался на месте и согласился показать, что она засняла в нужный мне день и час. У него даже ноутбук при себе имелся, чтобы я изучил записи. Для начала я спросил его, как учили, о режиме работы устройства (непрерывный, дискретный, на движение), о том, совпадает ли время на экране с действительным. На самом деле, если я что-то найду и придется оформлять, положено будет еще с десяток вопросов задать.
Что тут скажешь? Порой мое дело, сыск, предстает удивительно тоскливым. Как там писал великий пролетарский поэт Маяковский? «Поэзия – та же добыча радия, в грамм добыча, в годы труды». Только у меня с поэзией негусто – вокруг самая, что ни на есть, низменная проза. Вдобавок поэтам обычно платят гонорар, а у меня стимул простой, как наковальня: если хорошо сработал, начальство пиндюлей не даст.
Еще более утомительным оказалось занятие – просматривать крупнозернистое изображение гуляющих, проходивших по набережной (в нужный для меня день и час). Ракурсы были неудачные, лица различимы плохо. Деффок, подходящих под описание и фоторобот, ни вместе, ни с мужиком, ни по отдельности что-то не обнаруживалось. Вроде бы мелькнули две, подходящие по возрасту и комплекции, – только шли вдвоем, без гражданина потерпевшего. Ни о чем эта запись не свидетельствовала и никакой уликой ни на каком суде принята быть не могла – разве только доказывала тот факт, что две некие девушки отдыхали в поселке Каравайном вечером первого октября.
В руках у каждой из девиц на видео имелись объемистые сумки. И лица предусмотрительно прятались под козырьками бейсболок. Физиономий совершенно было не разглядеть, но что-то шепнуло мне: они.
Я на всякий случай остановил самый выразительный кадр. Фигура, одежда тоже о многом говорят. Я слышал, кстати, что в Китае в нескольких городах уже внедрили тотальную систему распознавания лиц, и в тех населенных пунктах ты шага не сделаешь, чтобы не засветиться перед камерой. И еще, говорят, китайцы скоро внедрят систему автоматического распознавания людей по походке.
Да! Не за горами время, когда Большой Брат станет и у нас наблюдать за всеми повсеместно – тогда у нас будет меньше работы. Хотя преступники наверняка найдут уловки, чтобы камеры обманывать, и козырьки бейсболок – лишь первый шаг.
Я попросил хозяина скопировать файл с девицами и сбросить мне на телефон.
На улице быстро стемнело, ветер изгнал всех гуляющих с набережной. Хозяин коротал время в одиночестве, склонившись над толстой книжкой. Глаза у меня потихоньку стали вытекать. Больше искомые красотки на экране не обнаруживались. Время перевалило за восемь, и я решил на сегодня свой рабочий день закончить. Заказал у чувака разливного пива и «чего-нибудь пожевать».
– Пиццу могу разогреть.
– Валяй.
Между делом спросил у парня, видел ли он сам этих деффок – продемонстрировал ему субъективные портреты. Тот задумался, завис, потом осторожно сказал:
– Вроде нет.
– Это опасные преступницы, знакомятся с мужиками, опаивают их кропелином, грабят до нитки, отбирают автомобили.
Он всмотрелся внимательней. Улыбнулся:
– Все равно не признаю.
А когда я дожевывал разогретую в микроволновке пиццу, сходную по вкусу с автомобильной покрышкой, приправленной кетчупом, мне позвонил человек, которого я никак не ожидал сегодня услышать. По моим прикидкам, если исходить из его темпов, он уже должен был свернуться калачиком и мирно спать – или, по меньшей мере, не вязать лыка. Однако, как оказалось, я его недооценил (или переоценил?). Голос, прозвучавший в трубке, оказался свеж и бодр. Он звучал победительно:
– Это Хачик побеспокоил. Я их вспомнил.
На всякий случай я уточнил:
– «Их» – это кого?
– Тех девиц.
– Я сейчас к тебе подойду. – Легкий, приятный акцент и необычный строй речи порой бывают заразительными, и я поймал себя на мысли, что стал говорить с теми же интонациями, что и музыкант-армянин.
* * *
Настя
Еще неделю назад Настя была счастливой невестой: она схватила за изумрудные перья диковинную птицу удачи.
Вытащила в карточной колоде-жизни диковинный прикуп: червонного короля вместе с бубновым тузом (означающим, как известно, богатство).
Ее прекрасный принц на красной борзой «Ауди» отличался редким сочетанием красоты, богатства, знатности и ума.
И вдруг в один несчастный миг все испарилось – и она очнулась, словно старуха из сказки, у разбитого корыта. Вроде все как вчера: раздолбанная станичная улица, по которой ползли, вздымая клубы пыли, авто; мальчики и девочки в белых рубашечках маршировали в школу; ее названая мамаша Ирина Максимовна катила в тапках на поскрипывающем велосипеде советских времен… Все как всегда – однако еще пару дней назад вся эта рутина освещалась восхитительным, бриллиантовым светом любви и скорых перемен. Теперь сверкающий блеск померк, и опостылевшая обыденщина стала казаться втройне убогой.
Артем перестал звонить и писать.
Он не отвечал ни на эсэмэски, ни на вызовы по вотсаппу и скайпу.
В его блоге вышли три (как он это называл) «консервы»: фотографии и посты, засланные заранее и появляющиеся в заданное автором время. Что это «консервы», можно было судить по тому, что речь в них шла о делах, творящихся не там, куда он поехал, а о том, что происходило пару недель назад, еще на счастливом побережье.
Наконец, когда Настя преодолела-таки себя и набрала номер Артема, совершенно чужой женский голос отчитал ее и сказал, чтобы она сюда больше не звонила. Она поплакала, а потом все-таки снова нажала на повтор соединения – однако девчонка, находившаяся на другом конце линии, видимо, занесла ее в черный список, и телефон теперь молчал, как зарезанный, откликаясь длинными гудками, а потом и вовсе вышел из зоны доступа.
Домик, что снял Артем в станице Красивой, был оплачен на месяц вперед. Перед отъездом жених строго наказал: сидеть там, ждать его и вить гнездо.
Да, попервоначалу Настя с рвением и удовольствием взялась за дело. Ей, как оказалось, очень надоело житье в чужом, по сути, доме тети Иры; надоело делить комнату с Юлькой. Обрыдли бедность и уныние – и, только отвязавшись от всего этого, девушка стала понимать, насколько же они ей осточертели и как она мечтает отсюда вырваться.
Вечера в компании богатых автовладельцев – с последующим их опаиванием и умыканием лимузинов – были ведь, в сущности (как она начала осознавать теперь), попыткой вырваться из набившей оскомину убогой жизни. И выбиться отсюда благодаря Кудряшову – в буквальном и переносном смысле на его руках – оказалось значительно приятней, чем внезапно разбогатеть пусть неправедными, но трудами.
С Артемом не было привкуса греха и преступления. И с ним можно было ни о чем не волноваться самой – у нее чуть не впервые, начиная с детства, возникло изумительное чувство, что за нее все обдумают, сделают и решат.
