Но вот все кончилось. Радужный мыльный пузырь лопнул. Лопнул – да еще и забрызгал Настю липкой водой.
Ей надо было что-то делать, а что – совершенно непонятно.
От безысходности девушка позвонила названой своей сестре Юле и попросила прийти к ней. Теперь они были на равных. Их обеих бросили.
– Что случилось? – сразу догадалась, по одному ее виду, подруга. Однако Настя не плакала и все медлила с рассказом, накрывала на стол чай (гостья принесла мамины пирожки с повидлом), а потом губы ее задрожали и она самым позорным образом разревелась.
– Что?! – вопросила сестренка. И наконец догадалась: – Артем? Бросил тебя?!
Настя только кивала и ревела белугой.
А когда успокоилась и начала во что бы то ни стало все-таки исполнять роль хозяйки – разливать заварку, добавлять кипяток? – Юлька с холодным сердцем резюмировала:
– Все ясно. Такой же, как мой Андрюха. Только еще более мерзкий. Особо циничный.
– Почему это? – даже оскорбилась за своего парня Анастасия.
– Да потому, что мой мне ничего не обещал. И никуда не звал. И матери не представлялся. Получил свое – и поминай как звали. А твой антимонии развел. Турусы на колесах! Кольцо с бриллиантом, одно колено, к матери на поклон пришел, домик для тебя снял! Фу-ты ну-ты! Жених! Все ради одного: чтоб ты ему дала! Видать, чувствовал, что иначе ты будешь непоколебима. А как своего добился – точно так же, как мой, сделал ручкой. Еще и налгал на дорожку: я, мол, тайну твоего происхождения раскрою, убийц родителей разыщу! Самому даже совести не хватило сказать в лицо, что уходит! Теперь шлюху свою столичную по телефону тебе подставил, сообщить, что адье!
Все эти слова подруги были, по сути, справедливы, однако звучали страшно обидно. Настя даже стала перечить резким ее приговорам – выказывать надежду (а так хотелось, чтобы эту надежду подарила ей Юлька!).
– Может, с Артемом случилось что?
– Да что с ним могло случиться! Молодой, здоровый. В машине восемь подушек безопасности. Такой же он подонок и кобель, как все мужики! Как наши станичники! И эти, из высшего общества, как оказалось, еще хуже, потому что трусливей! Нашкодил, нагадил – и в кусты.
– Юлька, что мне делать теперь?! – всхлипнула Настя. Прозвучало бы, может, слишком патетически, если бы не искреннее страдание в голосе.
– А что мы с тобой раньше, до этих козлов, делали? Так и будем продолжать. Пойдем снова на дело. Деньги станем потихоньку копить да любителей клубнички наказывать. И теперь, как я думаю, будем мы действовать с особенным рвением. Мстить им всем, самцам проклятым, за поруганную женскую жизнь!
Впервые, наверное, за все пятнадцать лет их совместного проживания Юля утешала Настю (а не наоборот). И впервые в своих предложениях звучала радикальнее, чем названая сестренка. Да и советы по поводу парней чаще высказывала все-таки старшая, Настя. А сейчас – поди ж ты! Едва ли не первый раз она выступала не как младший партнер и вечная страдалица, а как циничная и лихая бой-баба (и впервые оказаться в роли мотора и движущей силы ей нравилось).
– Поэтому не бери в голову, сестренка! Чаще сплевывай!
Однако так просто, в одночасье, отказаться от своей мечты оказалось Насте не по силам. На следующий день, узнав, что сестры дома точно не будет, она отправилась поговорить с названой матерью.
Ирина Максимовна, выслушав ее беду, высказала диаметральное, в сравнении с сестрой, мнение – и девушке оно оказалось как маслом по сердцу. Мать решительно молвила:
– Не похож твой Артем на подлеца! Хоть и мажор, как ты говоришь, и балованный – однако не стервец. По виду честный, совестливый. Странно, конечно, что он вообще с тобой связался – прости, что говорю тебе это, – но раз уж связался, он не станет вот так, втихую, от тебя линять. Человека ведь издалека видать. Поэтому, возможно, и впрямь случилось с ним что.
– А может, он там, в Казацке, узнал про нас что-то такое, что не надо было ему знать? Или про семью мою? Может, он этого испугался? И потому вдруг стрекоча дал?
Лицо Ирины Максимовны закаменело, но она решительно тряхнула головой:
– Нет ничего такого, чтобы кого-то испугало.
– И все-таки. Расскажи мне про моих родителей. Про мать и отца. И почему их убили.
– Убили? Откуда ты знаешь? Я тебе не говорила никогда!
Губы у девушки задрожали.
Она пробормотала:
– Помню… Мне до сих пор это снится…
Тут и названая мать расплакалась – девушка крайне редко видела, чтобы та нюнилась, и поэтому зарыдала тоже, упала ей в объятия.
Поплакали вместе – а потом старшая решительно сказала:
– Мне давно надо было сказать тебе… – Потом осеклась, болезненно поморщилась. – Как ты выросла, так бы и сказать… Да я все не решалась… Думала, что и без того тебе тяжело знать, что я не твоя мамка настоящая. Так вот. И отец, которого ты вроде помнишь, и мать – они не настоящие твои родители, не родные.
– Не родные? – ошеломленно уставилась на нее Настя. – Чья ж я тогда?
– А вот этого даже мамуля твоя, Ольга Максимовна, сестра моя, не знала. Только муж ее ведал. Подгребцов Михаил Николаевич, которого ты своим отцом считала.
– Как так получилось?
– А просто однажды Подгребцов взял и привез новорожденную девочку – тебя. И отдал Ольге, сестре моей. А она бесплодная была. К тому моменту давно диагноз поставили, лечили-обследовали и в Москве, и в Израиле, сказали: без шансов. Так вот, однажды зять мой Подгребцов – его никто не просил, даже не намекал, – приехал с крошечной тобой. И сказал жене, сестре моей: бери, мол, владей, воспитывай. Он деловой был, богатый, настоящий «новый русский» – не поспоришь. Она взялась расспрашивать, что за ребенок, почему, откуда. А Миша: не лезь! Сиди и молчи. Меньше знаешь – крепче спишь.
Девушка ахнула:
– И так и не выяснила? И неизвестно, кто мама моя?
– Нет! И подпаивала мужа, и в постели – знаешь, как бывает, – пыталась у него, в расслабленном состоянии, выведать – все впустую. Молчал, как молодогвардеец у фашистов на допросе. Одно только сказал: ничего, мол, не думай, девочка ни разу не моя дочка. Ни с кем на стороне я этого ребенка не прижил, и никто к нам не явится в один прекрасный день Настеньку у нас отсуживать – типа, я ее родная мать, а Подгребцов – отец. Просто считай, грит, что она твоя… В общем, только он один и знал, кто ты и откуда. И унес, как говорится, эту тайну с собой в могилу.
– Не могу поверить в то, что ты мне рассказала, тетя Ира… И что же, никаких следов? Знаешь, как в сериалах бывает мексиканских? Может, амулет у меня, у маленькой, был? Или родимое пятно? Или пеленка с меткой?
– Насколько я знаю – нет… Я понимаю, миленькая ты моя, как я тебя ошарашила. Но ты меня спрашиваешь, мог ли Артемий твой что-либо компрометирующее тебя и нашу семью в Казацке разыскать. Суди сама.
