Люди в России – они, в принципе, добрые. Они тебе последнюю рубашку отдадут, если их предварительно разжалобить.
Дама снова взялась стучать клавишами.
– Вот. Есть. Кудряшов, да, Артем. Поступил восемнадцатого октября, состояние тяжелое. Травматологическое отделение. Выписан двадцать первого октября.
– Выписан?! Три дня назад? Как?! Куда его могли выписать, если состояние тяжелое?!
– А этого, девушка, я знать не могу. Да ты позвони ему. Или телефона не знаешь – а невеста? – Минута радушия сменилась подозрительностью.
– Не берет он трубку, – вздохнула Анастасия.
Санитарка понизила голос:
– Сходи сама в травму. Там расскажут, куда больного перевели да почему.
В травматологическом отделении среди больных царила взаимовыручка. Ходячие разносили ужин. Тех, кто с переломанными руками, соседи кормили с ложечки. Мужик на костылях деятельно выносил «утку».
В ординаторской она застала единственного врача – слава богу, мужчину.
С мужчинами у Насти всегда лучше получалось устанавливать контакт.
Был это тот самый доктор с золотой цепью на толстой шее, которого несколько дней назад впервые увидела (и с которым потом сговаривалась) Кристина, – только Настя воспринимала его иначе: крепыш, боровичок, бутуз. Чтобы надежно установить контакт с мужиком, следовало, хотя бы на пару минут, в него влюбиться. Или, по меньшей мере, почувствовать к нему симпатию. Вот и Насте показался милым этот молодой и умненький доктор, что стремительно заполнял крайне неразборчивым почерком историю болезни. Рядом на столе лежала целая стопка аналогичных дел.
– Это вам все сегодня надо расписать? – Девушка сочувственно погладила пачку.
– Ой, не говорите, – отозвался доктор. Он бросил писанину, откинулся в кресле. Рассмотрел просительницу. Нахмурился: – А вы что хотели?
– Да вот, я братика ищу, – выдохнула она. Ей показалось, что в легенде прикрытия, особенно в разговоре с молодым мужчиной, лучше «жениха» заменить на «брата» – более нейтрально и оставляет собеседнику надежду. – Мне сказали, он тут у вас, в травме, лежал.
– Кто такой?
– Кудряшов Артем.
– А ты, говоришь, ему кто? – нахмурился эскулап.
– Сестра.
– Сестра? – недоверчиво протянул белохалатный. – Что, из Москвы приехала? – испытующе поинтересовался.
– Нет, это он, братик мой, в столице постоянно проживает, – с деланным простодушием отвечала Настя. – А я здешняя. Ну, не совсем. Я тут, в крае, живу. В станице Красивая. Мы с ним двоюродные, – снизила она градус родства, чтобы получилось правдоподобней. – Он у нас в Красивой отдыхал, потом сюда поехал. И пропал. Вот я и ищу.
– Матери б его позвонила. Или телефона не знаешь? – В этом вроде бы невинном замечании содержалась засада, девушка почувствовала это и захлопала глазами:
– Я не знаю почему, у нее тоже сотовый молчит! А что, вы говорите, мама его – она знает, где он, что с ним?
– И мама знает, и невеста.
– Невеста?! – непроизвольно вырвалось у девушки.
– А ты что, даже не ведала? Что братик твой жениться задумал?
– А вы-то откуда все про моего Темочку знаете?
Хирург захихикал и посмотрел на Настю внимательней. Его явно веселила ситуация, да и поживиться можно было попробовать.
– А вот не скажу откуда. Вернее, скажу, но с одним условием.
– Каким же?
Еле уловимые любовные токи разлились по ординаторской, становились все гуще, гуще.
– Если ты меня поцелуешь.
– Могу, – пропела девушка, присела на стол, за которым писал доктор, наклонилась к нему, томно погладила по плечу – а потом быстро и совершенно асексуально чмокнула в щеку, скоренько соскочила со стола и отошла на пару метров в сторону.
– Давай, теперь говори!
– Такой поцелуй не считается.
– Мы ведь с тобой условились, – капризно протянула она. – Поцелуй в обмен на информацию. Или ты не мужик? Не держишь слово?
– Ладно, черт с тобой. Твоего Артема мать забрала. И невеста, Кристина. Договорились они с перевозкой – и увезли его. В Москву. Позавчера.
– В Москву? А куда конкретно? Не домой ведь? В какую больницу?
– А это уже дополнительная информация. Новых поцелуев стоит.
– Ну и бог с тобой. Сама у Кристинки узнаю.
Девушка сделала вид, что потеряла интерес и к теме, и к доктору, и вообще собирается уходить.
Уловка сработала, потому что врач-боровичок поинтересовался:
– И ты не хочешь выяснить, каково у братика твоего состояние?
– И какое?
– Крайне тяжелое. Закрытая черепно-мозговая травма, субдуральная гематома, под вопросом. Как следствие, травматическая кома второй степени.
– И каковы его шансы?
Врач поскучнел. Всем от него нужно только одно: здоровье. Чтобы он их взял и вылечил. Ну а если не их, то болящих родственников. Сплошная меркантильность. Нет бы хоть какая штучка взяла и полюбила его самого, бескорыстно и безотносительно от его профессии и рода занятий!
Да и девчонка эта – врет она, что братом интересуется, тем более двоюродным. Ради кузена за триста километров из Красивой не поедут, и глаз так гореть не будет. Явно у нее к этому Артему червонный интерес. Миленько у того москвича, Кудряшова, получается: одна девка, совсем юная, Кристина, из Белокаменной к нему примчалась, вторая – тутошняя. Прям нарасхват. Можно позавидовать. И парень видный. Высокий, мускулистый, красивый. И у семейки явно денег много – по одежке можно судить и по тому, как мать на лицо выглядит: лет под пятьдесят, а ни морщинки. И перевозку вместе с врачом прямо из Первопрестольной вызвали – дорогущее удовольствие, многие тысячи стоит.
Однако ничего идеального на свете не бывает. У любого богача и красавчика имеются свои проблемы. Вот и у этого Кудряшова со здоровьем – беда!
– Какие у него шансы? – переспросил эскулап. – Пусть непатриотично, но если бы у нас остался, сразу скажу: никаких. Больному показана операция, а у нас нейрохирургов подобного уровня просто нет.
– А в Москве?
– Если мамочка с невестой его довезут, конечно… И найдут хорошего нейрохирурга… Тогда, я бы сказал, что шансы его фифти-фифти. Пятьдесят на пятьдесят.
– А где этого хирурга, нейро, в Москве искать?
– В Склифе имеются доктора хорошие. В госпитале Бурденко – но это военное учреждение, не знаю, сумеют ли родные его пристроить…
В этот момент он постарался все же перевернуть ситуацию со случайно забредшей девчонкой в сторону амуров. Была она просто класс, отпускать не хотелось, поэтому врач закинул обе руки за голову, откинулся на кресле и спросил:
