Устав от дороги и от переживаний за «Анни», Брэндон не способен адекватно воспринимать критику. Он тут же орет:
– Вы вообще хотели добраться сюда до ночи, а?
Мама поддакивает ему со своим вечным «Мы просто устали и проголодались».
Я толкаю дверь и выхожу наружу. Логотип «Белый сахар» сияет в лунном свете жирными белыми буквами; я закрываю дверь, и он скрывается в ночной тьме.
А я просто стою, впитывая в себя все это: густо-синее полночное небо, остроконечные черные силуэты сосен, белый круг луны. Чем дольше я смотрю, тем больше деревья похожи на черное кружево, а луна – на опаловый кулон. Когда дует ветерок, кружево колышется, словно небесная дама танцует под едва слышные йодли гагар.
А где-то там, еще дальше, по ту сторону тьмы, плещутся волны. Прибоя тут быть не может… наверное, течение набегает на камни? Тшшш, убаюкивает нас этот стремительный пульс. Тишшшше…
Я закрываю глаза и слушаю. Я больше не думаю о песочных часах, в которые превратился баскетбол; о пирамиде песка, растущей на дне. Впервые за много месяцев в моей голове совершенно пусто. Я чувствую себя… спокойной. Надо же.
– Челс! – вопит Брэндон. – Пошли, пока ты корни тут не пустила.
Они с мамой стоят у входа и смотрят на меня. Я переступаю через порог, и тут мой телефон подает сигнал. Я вздрагиваю и запускаю руку в карман; экран освещает ночную тьму бледно-зеленым, как незрелый помидор, сиянием.
Эсэмэска от Гейба: уже скучаю.
Мои внутренности превращаются в текучую карамель. Безумно скучаю, тут же отвечаю я ему. А вдруг стоит мне сделать шаг, и телефон перестанет ловить?
Не успеваю я отправить эсэмэску, как Гейб уже пишет дальше: 23 дня до карлайла. Мне становится чуточку страшно. Как в школе, когда мне впервые пришлось выступить с речью.
Это нормально, пытаюсь я сказать себе. Все девушки переживают перед потерей девственности.
«Хватит все драматизировать, Кейс», – ругаюсь я про себя.
Я захожу внутрь и вижу на стене таксофон. Хотя бы одна прочная нить, связывающая меня с цивилизацией, думаю я про себя и иду дальше вглубь. Мама, папа и Брэндон окружили стойку регистрации.
Выходит мужчина, который явно хочет произвести впечатление завзятого походника: жилет цвета хаки, шляпа, обвешанная блеснами.
– А вот и Эрл, владелец рыболовного курорта «Озеро в лесу». Добро пожаловать!
Папа пожимает ему руку, представляясь: «Кейс».
Глаза Эрла загораются:
– Кейс! – повторяет он. – Челси Кейс.
У меня кружится голова. Голос тщеславия шепчет мне, а вдруг Эрл в курсе моего баскетбольного прошлого. Вдруг слава обо мне разнеслась даже сюда? Возможно, думаю я даже, возможно, он помнит USA WEEKEND.
– Тебе повезло. Клинт еще здесь, – провозглашает Эрл, выбегая из-за стойки в тускло освещенный обеденный зал, уставленный пасторальной мебелью из гнутой древесины.
Клинт? Я щурюсь на свет свечей. Дело, значит, не в баскетболе. Мое великое прошлое не удостаивается упоминания даже в примечаниях. Реальность так жестока.
– А вот и он, – говорит Эрл.
Вот этот, которого он волочит в лобби? Боже правый.
Ладно, дело вот в чем. Я не из тех девушек, которые зачитываются любовными романами. Я не люблю хихикать. И флиртовать не люблю. Я не исписывала тетради именами мальчиков – даже Гейба. Я не накручиваю локоны на пальчик, не хлопаю ресницами. Да, Гейб умеет превратить мои внутренности в расплавленную карамель, но даже у него это стало получаться не сразу. В общем, я не из таких девушек, у которых хоть раз в жизни что-то там затрепетало от вида мужчины.
Но этот! Волосы черные и блестящие, как вороново крыло. Обцелованная солнцем кожа. Тело – воплощенная сила. Широкая грудь, изгибы бицепсов под короткими рукавами футболки, узкие бедра… Он улыбается мне, и я отшатываюсь. Не от него; от того, как мое тело реагирует на него.
Что с тобой не так, спрашиваю я себя и тут же начинаю придумывать оправдания: Все на свете обращают внимание на противоположный пол, даже если у них уже есть пара. Такова человеческая природа.
У меня подводит живот, когда я замечаю вышитый логотип «Озеро в лесу», вышитый над карманом его футболки. Но я успокаиваю себя: наверняка просто помогает таскать чемоданы. Потом наши пути разойдутся, и мы больше не увидимся. И слава Богу.
– Рад знакомству, Челси.
Голос у него восхитительно низкий и густой, как начинка шоколадных трюфелей. Он улыбается мне, словно… словно это только начало знакомства. Будто только что дали сигнал и впереди все четыре четверти игры.
– Клинт поработает с тобой в эти каникулы, – говорит папа.
– Что ты имеешь в виду под «поработает»?
– Он проводит тренинги здесь на курорте. Я вчера договорился насчет тебя. Будешь заниматься индивидуально.
Я чувствую, как под моей грудной клеткой разливается что-то теплое. Как только я начинаю подозревать, что это надежда – на то, что папа задумался о том, чего я хочу; приготовил мне приятный сюрприз, как бывало раньше, когда мы дружили… еще до травмы… – он говорит: Мы кучу денег угрохали на этот подарок. Не хотелось, чтобы ты провела все каникулы, сидя на крыльце коттеджа.
Будто обычно я только и делаю, что упускаю возможности. Будто мне постоянно везет, и я недостаточно внимательна, недостаточно аккуратна, чтобы защитить то хорошее, что попадает мне в руки. Разве я хоть раз упустила пас в игре? Тепло надежды разгорается в огонь ярости.
Эрл бренчит ключами, и папа берет их у него из рук.
– Коттедж четыре, – бормочет он, глядя на брелок.
Ясно, понятно, я во всем виновата. Я упустила свою возможность. Я угробила свои шансы на стипендию в колледже. Очевидно, что папа никогда меня за это не простит. В эту секунду мое бедро превращается в открытую рану, куда он опрокинул целую солонку.
Клинт улыбается мне:
– Я бы ни за что не догадался, что у тебя была травма. Да уж. Похоже, этот чувак совершенно ни в чем не разбирается.
Клинт
Блокировка
– Вот подожди, я тоже залезу внутрь, – обещает Кензи. Поначалу я думаю, что «подожди» – это в буквальном смысле, что она заберется в лодку прямо сейчас. Но она продолжает стоять на пристани и подбирает несколько удочек.
– Понятия не имею, почему ты еще не попробовала, – говорю я тем же тоном, которым обратился бы к Грегу или Тодду. Дружелюбно, без задней мысли. Не то чтобы мне так позарез надо было, чтобы она была с нами. Я по ней не тоскую и слюней не пускаю, в отличие от Тодда. Да, можешь отправиться с нами, но если не хочешь, то никто не умрет.
Я перевешиваюсь через борт, чтобы взять удочки, и отношу их под навес в лодке, к пассажирским сиденьям. В таких катерах, около восьми метров в длину, мы с Грегом и Тоддом возим туристов по озеру. Хотя в каждую вместилось бы человек по пятнадцать, группы мы обычно набираем из десяти, так Эрлу больше нравится. А мы и не думаем возражать: не хочется потерять такую отличную работу.
