– Есть пара задумок. Придется бежать весь день, но вечером у нас будет надежное укрытие.
– Без него не обойтись, – сказала Ашия. – Ущерб займет добрую часть недели. Похоже, что сила Най нарастает даже от полумесяца.
Она говорила серьезно, но Терн не терял уверенности:
– Лучший терновник, какой у меня есть. Если недрилы достанут нас там, то и куда угодно дотянутся.
Какое-то время Ашия смотрела на него, потом кивнула. Она приняла решение – тщательно и умело размяла листья и втерла их в шелка, навсегда осквернив одежду липким вонючим соком. Положив Каджи, она втерла сок в узел и даже в одеяло.
Оторвав листья получше, Терн смешал их с орехами, ягодами и каплей масла, припасенными для завтрака.
– Зачем ты их прячешь?
– Что? – Терн поднял глаза и увидел, что она смотрит на его руки, снова замотанные в отрепье.
– Татуировки, – пояснила Ашия. – Ты их скрываешь, потому что боишься меня оскорбить?
Терн вспомнил слова Джарит о красийцах и татуировках. Последние считались поруганием Эверама, но Терн не понимал почему.
Он чуть повернулся, пряча руки:
– Мне не нравится, как они выглядят, только и всего.
– Но они наделяют тебя силой, – возразила Ашия. – Я не считаю их оскорблением Эверама. У моего мастера Энкидо тоже были татуировки, а я не знаю человека достойнее, кроме самого Избавителя.
– Я не по делу их приобрел, – ответил Терн.
Он испугался, что сболтнул лишнее и она захочет выяснить больше. Он прочел это желание в ее глазах, но Ашия уважила его тайну:
– Какая разница, в чем причина? Алагай не выдерживают твоего прикосновения, и твоя честь безгранична.
Терн выпростал кисти, одну размотал и горестно уставился на метку.
– Думаешь?
Ашия положила руку ему на плечо:
– Я знаю, Терн Дамадж, что ты не любитель драться, но ради нас с сыном ты вскочил на демона-кай. Даже не будь я свидетелем, Эверам видит все. В конце одинокого пути тебя ждет слава.
– Нет, – сказал Терн. – Мне ничем не исправить того, что сделал.
– То, что случилось с твоими близкими, не твоя вина.
Терн отвернулся, понимая: если собирается высказаться, нужно говорить сейчас, но страшился того, что увидит в ее глазах.
– Моя. Неправильно развел огонь и наполнил дом дымом.
Ашия надолго умолкла. Слишком надолго. Терну хотелось закричать, сорваться и убежать в туман. Что угодно – только не ее безмолвное осуждение.
Но она лишь осторожно сжала его плечо:
– Терн, это случилось десять лет назад. Ты был ребенком. Ничто не происходит вопреки воле Эверама.
– Эверам хотел, чтобы я убил родных? – не поверил ушам Терн.
– Возможно, – пожала плечами Ашия. – А может, это должно было случиться, и Он просто не помешал.
Терн снова взглянул на нее:
– Почему?
Ашия коснулась его лица:
– Все события меркнут перед Первой войной. Как и меня, Эверам закалил тебя болью, чтобы превратить в оружие против Най.
– Зачем тогда вообще что-то делать, если все это воля Эверама? – спросил Терн.
– Мой мастер говорил, что Эверам черпает силу из нашей отваги. Наша воля – дар, который мы можем отдать, чтобы помочь Ему в Его бесконечной борьбе с Най. Эверам направляет нас, – Ашия дотронулась до его груди, – но решение быть трусом или героем, бежать или драться – оно принимается внутри.
Шелк, обвивавший сандалии Ашии, пропитался водой и грязью в болотах, через которые вел ее Терн. Тот петлял по топям, порой по пояс погружаясь в воду, чтобы замести следы.
К середине утра он вроде бы удовлетворился маскировкой и вышел на почву посуше. Ашия напрочь перестала понимать, где они, но Терн чувствовал себя как дома. Они прибавили шагу, к полудню достигли побережья и начали подниматься на скалу.
Избыток магии, отобранной у демона-кай, на солнце выгорел, но Ашия сознавала, в какой они опасности, и ни словом не возразила против заданного Терном безжалостного темпа. Она воображала, что ей и ее сестрам по копью не занимать выносливости, но Терн Дамадж посрамил их всех. Они покрыли много миль, до того как солнце пошло на закат.
– Далеко еще? – спросила в конце концов Ашия.
Свет отражался от воды настолько ярко, что резал глаза, но она понимала: этот блеск возвещает скорое наступление темноты.
– Вон туда. – Терн показал на невзрачный участок скалы, в сотнях футов под которым разбивались волны.
Ашия хотела усомниться, но при виде уверенности Терна заключила, что он приготовил очередной сюрприз.
Терн подошел к краю, встал на колени и свесился:
– Здесь.
Он спрыгнул.
Ашия вздрогнула и помедлила, затем подошла и взглянула вниз. В десятках футов от нее Терн съезжал по веревке, сплетенной из волокон алагай’вирана и закрепленной в расщелине под самым краем скалы. Он оттолкнулся от камня, раскачал веревку и исчез.
Вздохнув, Ашия понадежнее прицепила Каджи, взялась за веревку и спустилась следом. Примерно через тридцать футов голой скальной породы нарисовалась маленькая пещера, невидимая сверху и завешенная лозами алагай’вирана – на беглый взгляд, естественной порослью.
Она скользнула внутрь и обнаружила, что пещера просторнее, чем можно было судить по входу. Стены и пол покрывал слой сушеного свиного корня – так было мягче и безопаснее, чем на голых камнях, и алагай в пещере не восставали. Для водных демонов она чересчур высока, для сухопутных – слишком далека от края скалы. Что же касалось воздушного демона, то вход был узок для расправленных крыльев, даже если бы летучая тварь разглядела его сквозь завесу.
– Что скажешь? – наконец спросил Терн.
Ашия улыбнулась и вынула Каджи из упряжи.
– Идеально, сын Релана. Твое мастерство безгранично, как и честь.
Терн ухмыльнулся и отвел полог из алагай’вирана:
– Ты главного-то не видела.
Ашия повернулась, и у нее захватило дух. Перед ними раскинулось озеро; сверкающий горизонт отражал последние солнечные лучи, а небо сияло пурпуром, синевой и белизной.
Каджи смотрел большими глазами. Он указал на горизонт:
– Чевой то?
Ему хотелось знать, как называется то, что он видит.
Ашия задумалась. Какое слово достойно такого зрелища? Всего лишь «заката» здесь недостаточно.
Она опустилась на колени и усадила Каджи рядом. Коснулась ладонями пола, и он сделал то же самое.
– Это Эверам, сынок. Создатель всего сущего, дарующий жизнь и свет. Ради Него мы живем. Ради Него сражаемся. Когда умрем, это тоже будет ради Него.
