– Сколько? – вопросила Инэвера.
– Все! – крикнула Сиквах. – Нам не выстоять!
– Скажи мужчинам, что Эверам взирает на них, и отведи шарум’тинг в центр города. Там я тебя встречу.
Асукаджи спрыгнул первым, плеснувшая вода оказалась ему по бедра. Двери заблокировали обломки груза и белое полотнище, которое выплыло из склада, но молодой дама воздел хора-посох, послал разряд и проложил путь.
Инэвера выбралась на улицы Доктауна. Пурпурные шелка намокли и прилипли к телу, покрывало унесло ветром.
В городе царил хаос. Обезумевшие мужчины, женщины и дети, которых, как они думали, препроводили в самый безопасный район, валом валили на холм. Вода была по колено, течение засасывало, по улицам плыли трупы и хлам.
Столько мертвых, а солнце едва зашло.
– Идите в центр! – Инэвера усилила голос мечеными жемчугами, которые укрепляли лиф, и звук разлетелся окрест. – Помогайте соседям! Ничего не берите! Эверам видит! Эверам защитит нас!
И после этого она, Втянув, помчалась стрелой; люди и здания замелькали, позади протянулся пенный след, который указал путь остальным. Она опасалась за Керана – неизвестно, как поведет себя в воде его лопасть-нога, но ждать его было некогда. Если наставник отстанет, пусть ищет другую подмогу.
Вскоре она оказалась в городском центре, и площадь уже заполнялась людьми. Не успела Инэвера остановиться рядом с сестрами-женами, как подоспели Асукаджи, Джарвах и Керан.
Сиквах она услышала раньше, чем увидела. Голос, усиленный колье, выводил «Песнь о Лунном Ущербе», возглавляя хор пятисот шарум’тинг.
– Пойте, дети Эверама! – прогремела Инэвера.
Дрожащих, перепуганных доктаунцев – и чинов, и красийцев – легко захватила песня Сиквах, еженощно звучавшая в Шарик Хора. Они принялись подпевать: сначала робко, а после все увереннее, цепляясь за последнюю надежду.
– Пойте, ибо Най слышно!
Сиквах соскочила с седла, но ее воительницы продолжили петь, управляя толпой. У каждой имелась брошь с хора – не столь мощная, как у Инэверы и Сиквах, но способная перекрыть какофонию.
– Дамаджах. – Голос Сиквах был спокоен, но аура изобличала испуг. Она впервые командовала сражением и уже проиграла.
– Стены пали, – сказала Инэвера.
– Когда я уходила, наши еще удерживали проломы, – ответила Сиквах, – но за наружные метки каждую секунду прорываются новые алагай. Наверное, демоны уже в Лабиринте.
Инэвера кивнула.
– Тогда мы туда и пойдем. – Она обратилась к сестрам-женам: – Отведите ваших шарум’тинг на запад, восток и юг. Держите Лабиринт.
– Воля твоя, Дамаджах, – ответили женщины, подали знак своим воинствам и разошлись.
– Я пойду в северную часть Лабиринта, – объявила Инэвера.
Пройти там было легче всего, считай напрямик, и алагай нахлынут туда особенно густо.
Полевой демон прыгнул на Инэверу со стены, и она начертила жезлом метку.
Но даже жезл с сердечником из локтевой кости мозгового демона не был всесилен. Инэвера едва успела сбить на сторону хищную пасть, перекатиться на волне инерции и удержать алагай на месте, не даваясь ему в скребущие когти.
Сдернув с пояса кривой нож, Инэвера вспорола беззащитное брюхо демона. Черный ихор залил перепачканные шелка, и она, пока рана не затянулась под действием магии алагай, воткнула в нее жезл. Пальцы забегали по вырезанным в кости меткам, усиленно Втягивая.
Когда магия заструилась из вен, пополняя заряд жезла, Инэвере в свете Эверама почудилось, что тварь выворачивается наизнанку. Инэвера бросила ее, корчащуюся, на мостовой – напрыгнул новый демон, и его аккуратно пригвоздил наставник Керан, метнувшийся, чтобы прикрыть Дамаджах зеркальным щитом.
Джарвах удерживала противоположный фланг и методично отсекала болотному демону руки, как будто очищала от веток древесный ствол. Тот плюнул, но Джарвах отбила сгусток щитом. Плевок попал на каменную стену и задымился, прожигая ее.
Вокруг засады кипел бой. Загонщицы-шарум’тинг теснили демонов к импровизированной яме, кругу из меток с однопропускным действием. Если круг сохранится в целости, то демоны, застрявшие внутри, просидят до рассвета.
Асукаджи вращал хора-посохом, как хлыстом, и сокрушал черепа ударными метками на утяжеленном конце. Костяшки его пальцев, прикрытые кастетом из меченого серебра, осыпали врага градом громовых ударов. Кольцо загонщиков прорвал лесной демон, но Асукаджи оказался тут как тут – рисуя в воздухе метки, он загнал алагай обратно в яму.
Расправившись с этой группой, Инэвера обострила все чувства, вбирая воздушные потоки магии. Пробуя их на вкус.
– Туда, – указала она жезлом.
Сиквах, вплетая собственный голос в пение Джарвах, поехала рядом на черном коне. Их песня оказывала на внешнюю магию воздуха иное, но не меньшее воздействие, чем метки. Инэвера почувствовала, как чары обволакивают ее. То же самое происходило с шарум’тинг сопровождения.
Среди хлынувших в город демонов многие относились к видам привычным и шастали сами по себе, влекомые лишь жаждой насилия. Но были и другие алагай, выдернутые из самых глубин, – древние и полные магии. На маленькой площади впереди два таких исполина прорывались через отряд чи’шарумов.
Окутанные пением Сиквах, Инэвера и ее спутники оставались невидимыми для демонов, пока не ударили. Асукаджи начертил посохом метки, и мостовая взорвалась, сбив демонов с ног. Сиквах, опустившая длинное копье и погнавшая скакуна галопом, поразила демона в брюхо аккурат в ту секунду, когда тот пошатнулся.
И двадцатифутовый демон упал на колено, но удар, способный прикончить обычного скального демона, явился для него лишь досадной помехой. Сиквах попыталась высвободить копье, но оно не поддалось, и в этот миг замешательства демон вышиб из-под нее коня.
Сиквах успела соскочить, перекатилась и встала с коротким копьем и щитом наготове. Она заплясала молнией, уворачиваясь от мощных ударов. Снова и снова разила она стеклянным копьем, изматывая демона вспышками магии и острой болью, однако тот, казалось, только сильнее свирепел.
Асукаджи молотил второго ударными метками, пока гад не упал. Чи’шарумы опутали ноги твари цепями. Метки вспыхнули и исказились, когда могучий демон изогнулся, проверяя их на прочность.
Джарвах и Шару – сестра и брат, плечом к плечу, – одновременно размахнулись и принялись колоть демона в грудь. Тот маханул ручищей и сбил шарумов с ног. Он засучил ногами, задрал их, и воины, отчаянно натягивавшие цепи, повисли, как колокольчики на шнурках.
Но Джарвах и Шару продолжали сражаться и прикрывали друг друга щитами, выгадывая моменты для точных ударов.
Они преуспевали не больше Сиквах и стойкого вреда не причинили, пока Шару не вмазал в последний раз, – тогда ожила скальная метка, которая врезалась в нагрудную пластину демона и, напившись энергии алагай, сковала его. Она разгоралась все ярче, покуда линии не слились, и вот грудная клетка чудовища раскололась.
