Прибегнув к меточному видению, Лиша всмотрелась в ауру новорожденного. Она всхлипнула. Какие бы ужасы ни говорила и ни творила Элона, ребенок – ее родная кровь, душа, еще не обремененная жизненными тяготами.
– В чем дело? – спросила Элона при виде слез. – Что-то неладно?
Лиша мотнула головой:
– О нет. Все… замечательно.
– Не томи, – сказала Элона. – Это мальчик?
– Нет, девочка, крепкая и само совершенство.
– Ночь, только не снова! – Элона хватила по столу кулаком, но мысли Лиши унеслись далеко. Она вспомнила слова Аманвах, произнесенные несколько месяцев назад, когда дама’тинг сделала расклад на невесту Гареда.
«Она родит ему крепких сыновей, но наследовать будет дочь».
Несмотря на досаду, Элона потянулась за ребенком. Лиша завернула его в чистую пеленку и положила матери на грудь.
– Как ты ее назовешь? – спросила Фавах.
– Селеной, в честь матушки.
Лиша ни разу не видела такого выражения на материнском лице. Неужели любовь?
– Сильное имя, – сказала Фавах и отошла, чтобы выбросить пуповину.
Лиша проводила ее взглядом. Женщина повернулась к столу спиной, и через миг возникло красноречивое свечение. Лиша устремилась к дама’тинг.
Она подошла, когда старуха метнула кости, смоченные в пуповинной крови. Лиша вторглась незваной, но любопытство пересилило манеры, и она склонилась над костями, едва те замерли и символы образовали узор.
Древесная метка пересеклась с рубящей.
– Дровосек, – выдохнула Лиша неслышно для Дарси и матери.
Фавах кивнула:
– Дживах ка барона обрадуется, что это девочка.
«Да не особо», – подумала Лиша, но промолчала, изучая расклад целиком.
– Эй! – гаркнула Элона. – Не считай меня дурой, я знаю, чем вы там занимаетесь! Я хочу посмотреть!
Фавах сгребла кости и ссыпала в мешочек:
– Хватит того, что на священные кости взглянула одна чинка. Второй не потерплю.
– Ну? – в нетерпении спросила Элона у вернувшейся к ней Лиши.
Эрни без спроса приоткрыл дверь, когда прозвучал ответ:
– Она от Гареда.
По возвращении в кабинет Лиша застала Арейн восседающей за столом над кипой бумаг. Ей внимали лорд Артер, Пол и Тариса; Мелни сидела с Олив на диване в другом конце комнаты.
Так-то ей верен ближний круг? Арейн прибыла два дня назад и уже заняла ее место. Лиша открыла рот, готовая поставить всех на место, но тут Олив, которой едва исполнилось три месяца, вцепилась в кромку выреза Мелни и встала у нее на коленях.
– Создатель! – Забыв о гневе, Лиша бросилась к ним.
– Знаю! – Мелни сияла. – Она так делает все утро!
Олив обернулась, перехватила взгляд Лиши и восторженно засмеялась.
Лиша не смогла не рассмеяться в ответ, одновременно понимая, что необычная развитость Олив подозрительна, – большинство детей учатся стоять хотя бы месяцев в девять. Олив же Свиток была необычна во всем.
Прежде чем колоссальный бюст Мелни вывалился из платья, девочка разжала руку и потянулась к Лише. Секунду она стояла, но потом ее ножки подогнулись, и она с очередным смешком плюхнулась на мягкое место.
Лиша подхватила ее, поцеловала:
– Сегодня я приняла твою тетушку. Она еще не научится переворачиваться, а ты уже будешь бегать.
В ответ Олив ущипнула ее за нос.
Донесся шорох бумаг, и Лиша оглянулась. Арейн продолжала читать и что-то тихо диктовала Полу, который старательно делал пометки. Артеру и Тарисе хотя бы хватило такта напустить на себя виноватый вид.
– Госпожа, – первый министр поклонился, увидев, что Лиша быстро направилась к ним, держа на руках ребенка, – мы не ожидали, что вы так скоро вернетесь.
– Вам больше нечем оправдать измену? – спросила она. – Вы поклялись, что ведомости Лощины останутся под замком.
– Ха! – Арейн удосужилась поднять взгляд. – Ты сама сказала, что государственных тайн больше нет.
– Ваших, – резко ответила Лиша. – А это – мои.
– Я не показывал ничего важного, – ушел в оборону Артер. – Мать-герцогиня попросила помочь с реквизициями для беженцев…
Арейн махнула рукой, и он умолк.
– Не жди от меня, Лиша, что я буду день-деньской сидеть сиднем и наглаживать живот Мелни. На поле брани я бесполезна. Я не умею ни метить, ни врачевать, ни принимать роды. Но с этим я справлюсь.
Лиша перевела дыхание. Она была вправе на всех разгневаться, но не могла отрицать, что нуждается в помощи, и мало кто на свете имел столь богатый опыт управления городом, как мать-герцогиня.
– И каковы ваши выводы?
– Таковы, что твое сердце намного больше, чем сундуки, – ответила Арейн. – Просто чудо, что ты удержала Лощину на плаву, выплачивая такие пособия всем попрошайкам, которые приходили в город.
Лиша прищурилась на Артера:
– Ничего важного, говорите?
Тот был готов утонуть в накрахмаленном воротнике. Лиша и правда нуждалась в подмоге, но совершенно не желала показывать Арейн, насколько хрупка экономика Лощины в условиях тотальной войны.
– Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы увидеть общую картину по тем благодеяниям, которыми ты всего за два дня осыпала моих людей, – заметила герцогиня. – Ты тратишь клаты быстрее, чем штампуешь их и покрываешь лаком.
– Мы их уже давно не лакируем.
Олив потянула за платье, и Лиша обнажила грудь. Артер сдавленно хрюкнул и отвернулся так быстро, что она убоялась, как бы не свернул себе шею.
– Даже если так… – Арейн махнула на бумаги.
– А что мне было делать? – спросила Лиша. – Морить людей голодом на пороге, как вы поступили с райзонцами, когда они пришли к вашим воротам?
– Разумеется, нет, – ответила Арейн. – Я хочу польстить тебе, девочка, а ты перебиваешь. Ты прошла по лезвию бритвы, однако в Лощине все сыты.
Старуха покачала головой:
– Тебе известно, что, когда умер мой отец, первый Райнбек довел Энджирс до разорения, чтобы лорды наверняка отдали ему трон?
– Рожер рассказывал о чем-то подобном, – сказала Лиша.
– На то и жонглеры, чтобы травить байки. Что он сказал?
– Что Райнбек изобрел станок для штамповки клатов и каждый пятый оставлял себе.
– Гораздо больше, – фыркнула Арейн. – Но это не помогло. Выплатив все взятки ради сохранения трона, старый дурак умер и оставил нам с сыном казну, где не было, почитай, ничего, кроме долговых расписок и запаха плесени. А моего Райнбека больше интересовали охота да потаскухи, и мы с Джансоном потратили уйму времени, скрывая, что сундуки пусты, пока город не встал на ноги.
