– На дорогах полно маджахов, – сказал он. – Что…
– Позже, – возразила Инэвера, прижимаясь мягкими губами к его губам и распуская пояс.
– Здесь? – спросил он. – Сейчас?
Она сорвала с него кушак:
– Я больше не буду ждать ни секунды.
Она стянула с его плеч плащ-невидимку госпожи Лиши и расстелила на крыше, как одеяло на песке.
Зарычав, Джардир обхватил ее за талию и выбил твердь из-под ног. Она не сопротивлялась, когда он уложил ее на плащ и принялся разводить шелка, раздирая их, когда они не поддавались легко. Она была выбрита и умаслена, он скользнул в нее без труда.
В их соитии не было ни приемов дама’тинг, ни постельных танцев, ни семи поглаживаний. Была яростная, животная страсть, утолявшая многомесячный голод. С укусами и рывками, царапаньем и шлепками; желания и потребности выражались тычками и рыком. Джардир понимал, что его возвращение должно быть окутано тайной, но в данное мгновение не знал ничего, кроме Инэверы, своей первой жены, и страсть одержала верх.
Когда все кончилось, они лежали в поту на холодном ночном воздухе, свернувшись клубком в гнезде из разорванных одежд. Джардир не сводил с ее лица взгляда и пил его, словно умирающий от жажды. Он провел пальцами по ее щеке и уху, поочередно улавливая связи каждой серьги. Вот другие жены. Вот племянницы. Теперь, познав силу хора, он не понимал, как не чувствовал ее прежде.
– Мне впору разгневаться на то, что ты держала серьги в секрете, – заметил он.
Инэвера улыбнулась:
– Следить за мужем – долг первой жены. Если бы ты знал, нашел бы способ скрыть вещи, не предназначенные для моих ушей.
– Например, когда я возлежал на подушках с Лишей Свиток, – подсказал Джардир.
Инэвера сдержалась, но не сумела скрыть чувств, промелькнувших в ауре. Он всмотрелся в ее душу, видя там боль.
– Ты слышала каждую мелочь, – проговорил он.
– Как же иначе? – ответила Инэвера. – Я проигрывала тебя этой…
Джардир заключил ее лицо в ладони и снова поцеловал:
– Ни за что, возлюбленная. Мы связаны – в этой жизни и следующей. Теперь я понимаю, почему ты легла с андрахом. Я прощаю тебя, хотя ты не нуждаешься в прощении за то, что превыше всего поставила Шарак Ка.
Инэвера всхлипнула, и он прижал ее к себе:
– Ты мне нужна, жена моя. Теперь мы должны быть едины, как никогда. Больше никаких тайн. Никакой лжи и полуправды. Ала балансирует на грани, и нет никого, кому я верил бы больше, чем тебе.
Она поцеловала его и отстранилась, посмотрела в глаза:
– Я понимаю, почему ты возлег с Лишей Свиток. Я прощаю тебя, хотя ты не нуждаешься в прощении за то, что превыше всего поставил Шарак Ка. Я твоя так же, как ты – мой. Кости предсказали, что твое возвращение возвестит начало Шарак Ка и мы примем бой единым разумом и общим сердцем. Больше никаких тайн. Никакой лжи и полуправды. Я клянусь упованием на Небеса перед лицом Эверама.
Она дотронулась до серьги:
– Почему тебя не было слышно после падения?
– Пар’чин раньше меня разгадал назначение серег, – ответил Джардир. – Он блокировал их действие, а потом мы оказались вне зоны доступа.
– Пар’чин, – сплюнула Инэвера. – Надо мне было убить его, пока могла.
Джардир покачал головой:
– И этим, возможно, обречь на гибель Ала. Это он научил меня использовать корону Каджи, чтобы усиливать сигнал и связываться с тобой за сотни миль.
Глаза Инэверы округлились.
– Ты это можешь?
– Проще простого, – кивнул Джардир. – Я и тебе покажу. Пар’чин научил меня многому, пока держал в плену.
– В плену? – зарычала Инэвера. – Он осмелился…
Джардир вскинул руку:
– Спокойно, жена. Сын Джефа сделал то, что должен был сделать, чтобы получить преимущество в Шарак Ка. Как и ты всегда поступала.
– Я не верю, – сказала Инэвера.
Джардир нежно взял ее за плечи, глядя в глаза:
– Загляни в мою душу, дживах. Если не веришь ничему другому – поверь мне, когда я говорю, что ничто не волнует Пар’чина больше, чем Шарак Ка. Я убил бы его на домин шарум, но это не входило в его намерения. У него куда более грандиозные планы. Блистательные.
– Атаковать князьков Най в Анох-Сане, – сказала Инэвера.
– О дживах, – улыбнулся Джардир, – это только начало.
– Дамаджах, – оторопела Мича, когда Инэвера открыла дверь на лестницу, ведущую на крышу. – Твоя одежда…
Та и в самом деле была разорвана, но Инэвера, придерживая ее верх, нисколько не потеряла в царственной осанке и властности.
– Ничего страшного. Расчисть дорогу в мои покои.
– Да, Дамаджах, – сказала Мича.
Джардир с гордостью наблюдал, с какой непринужденной грацией движется его дочь, одетая в черное шарум’тинг. Но на нем был плащ-невидимка Лиши, усиленный его личной магией, а потому Мича и его другая дочь-воительница, Джарвах, которая замкнула шествие, не увидели, как Джардир спускается за Инэверой в их покои.
– Проследите, чтобы меня не тревожили, – велела им Инэвера, заперла дверь и активировала сеть меток, способную остановить армию – не важно, алагай или людей.
Она повернулась и в который раз обняла Джардира:
– Мы снова одни. Уединение будет полным, пока мы не решим, как лучше объявить о твоем возвращении.
– Боюсь, любимая, что это преждевременно, – вздохнул Джардир. – Мне пока еще нельзя предъявить право на Трон черепов. Возможно, не удастся и потом. Никто, кроме тебя, не должен знать, что я вернулся, и мне придется уйти до того, как солнечный свет прикует меня к Ала.
– Это невозможно, – сказала Инэвера. – Ты же только что возвратился.
– И тем не менее вынужден уйти снова.
– Ты не понимаешь, – возразила она. – Произошло очень многое.
– Что бы здесь ни случилось, это меркнет перед путем, который предстоит мне, – ответил Джардир. – На нас лежит бремя Шарак Ка.
Инэвера вздохнула, наполняя спокойствием ауру, и взяла его за руки:
– Ашан мертв.
– Что? – моргнул Джардир.
– И Джайан, – продолжила Инэвера, сжав его руки, когда произнесла имя первенца. – И весь совет дамаджи, и твой сын Маджи. Все убиты Асомом в ночь, когда он взошел на Трон черепов.
Джардир открыл рот, но не издал ни звука. Каждая названная смерть была ударом, а в совокупности услышанное парализовало. Он принял все целиком и ответно сжал руки Инэверы:
– Расскажи все.
Он слушал, не веря ушам, пока Инэвера излагала события, имевшие место в Красии после его исчезновения. Он знал о хрупкости коалиции племен, но в страшном сне не могло присниться, что без его объединяющей десницы она рухнет так быстро.
