Но мигом позже дама’тинг кивнула:
– У меня есть глиняные кости, которые можно зафиксировать на месте.
– И ты научишь меня по ним читать, – сказала Лиша.
В комнате воцарилось молчание. Дерзость запроса почувствовали даже женщины, незнакомые с красийскими обычаями.
Аманвах прищурилась:
– Да.
– Что ты увидела в Энджирсе, когда сделала на ребенка расклад? – спросила Лиша.
– Первое, на что учила обращать внимание мать, – ответила Аманвах.
Лиша разложила меченые клаты вокруг древней королевской реликвии, временно ставшей операционным столом. Они с Аманвах склонились, изучая светящиеся кости, а ожившие метки заключили их в звуконепроницаемый пузырь.
Аманвах указала длинным накрашенным ногтем на четко обозначенный символ:
– Ка.
Красийское слово, означавшее «один» или «первый».
Указала на следующий:
– Дама.
«Священнослужитель», «жрец».
Третий:
– Шарум.
«Воин».
– Первый… священнослужитель… воин… – Лиша моргнула, у нее пресеклось дыхание. – Шар’дама ка?
Аманвах кивнула.
– «Дама» – это «жрец», – сказала Лиша. – Значит ли это, что ребенок мужского пола?
Аманвах покачала головой:
– Необязательно. Правильнее перевести так: «первое духовное лицо-воин». Это нейтрально и на Ханну Паш может означать любой пол.
– Выходит, мой ребенок – Избавитель? – спросила Лиша, не веря глазам и ушам.
– Все не так просто, – сказала Аманвах. – Ты должна понимать, госпожа. Кости раскрывают наши возможности, но большинство из них так и не осуществляется. – Она указала на другой символ. – Ирраджеш.
– Смерть, – перевела Лиша.
Аманвах кивнула:
– Смотри, острие кости направлено на северо-восток. Ранняя смерть – самое частое будущее детей.
Лиша скрипнула зубами:
– Нет, если дело станет за мной и я хоть на что-то годна.
– Или я, – согласилась Аманвах. – Клянусь Эверамом и упованием на Небеса. На Ала нет большего преступления, чем покуситься на всеобщего спасителя.
– Ала. – Она указала на следующую кость, лежавшую под углом к грани с символом «ирраджеш». – Даже если есть риск, что спаситель погубит мир.
Лиша попыталась переварить услышанное, но это оказалось чересчур. Она отложила разгадку на потом.
– Как поступят твои соотечественники, если узнают, что ребенок бесполый?
Аманвах нагнулась ниже, изучая не только крупные символы в центре костей, но и десятки более мелких по краям.
– Новость расколет их. Сейчас объявлять о судьбе ребенка слишком опасно, но если молчать, то многие увидят в бесполости недовольство Эверама племенем Лощины.
– И – повод нарушить мир, который мы с Ахманом выковали, – докончила Лиша.
– Для горстки тех, кому еще нужен повод, после того как сын Джефа сбросил Избавителя со скалы.
Аманвах пригнулась снова, вглядываясь в хора.
– Посмотри сюда, – позвала она, указывая на символ, обращенный внутрь россыпи. – Тинг.
«Женщина». Она провела пальцем по краю кости, показывая, как линия пересекается с «ирраджеш».
– Схождение меньше, если ты объявишь, что ребенок – женского пола.
К тому времени, когда Лиша с Аманвах закончили, младенца успели выкупать и перепеленать. Элона держала его на руках и дремала в кресле. Уонда высилась над нею, охраняя, а Дарси нервно мерила шагами комнату. Тариса сдернула окровавленные простыни, постелила новые. Теперь она готовила ванну.
– Это она, – громко произнесла Лиша, шагнув за метки тишины.
Дарси резко остановилась. Элона вздрогнула и очнулась:
– А? Чего?..
Лиша прищурилась в меченых очках, изучая ауры собравшихся женщин:
– Для всех, кто находится вне этой комнаты: я только что родила здоровую девочку.
– Да, госпожа, – сказала Уонда. – Но вы же сами говорили, что дите нуждается в охране денно и нощно. Рано или поздно кто-нибудь взглянет, когда будем менять пеленки. – Ее аура окрасилась тревогой. – Кстати, о них…
Лиша рассмеялась:
– По приказу графини ты освобождаешься от смены пеленок, Уонда Лесоруб. Подтирать задницы – впустую расходовать твои таланты.
Уонда выдохнула:
– Хвала Создателю!
– Я буду лично читать ауры всей прислуги и стражи, вхожей к моей дочери. – Лиша взглянула на Тарису. – Любому, кому нельзя доверять, придется искать другое место.
В ауре служанки вспыхнул страх, и Лиша вздохнула. Она знала, что полностью правду не утаишь, но легче от этого не становилось.
– Мы также поставим в известность Вику и Джизелл, – сказала Лиша. – Мы обязаны следить за ее развитием на случай, если у нее вдруг ухудшится здоровье.
– Конечно, – кивнула Дарси.
– Если скажете Джизелл – считайте, что доложили и маменьке, – предупредила Уонда.
Джизелл стала королевской травницей герцога Петера и напрямую подчинялась герцогине Арейн.
Лиша пересеклась взглядами с Тарисой:
– Думаю, она все равно узнает. Пусть уж лучше от меня.
– Это и к ней относится? – Дарси ткнула пальцем в сторону Аманвах.
– Относится. – (Аура Аманвах осталась спокойной и ровной. Это был законный вопрос.) – Я не стану лгать матери и утаивать от нее правду, но интересы у нас одни. Дамаджах будет положенным образом печься о ребенке, и важно не позволить моему брату предъявить на него права или убить.
Элона открыла рот, но Лиша пресекла спор:
– Я доверяю ей. – Она оглянулась на Аманвах. – Вы с Сиквах останетесь с нами, здесь?
Аманвах мотнула головой:
– Благодарю, госпожа, но в особняке моего достопочтенного мужа построили достаточно комнат, чтобы мы въехали. После столь долгого заточения мне хочется жить под своей крышей, среди своих людей…
– Разумеется. – Лиша положила руку на живот Аманвах. Та потрясенно умолкла. – Но будь добра понять, что и мы теперь твои соотечественники. Кровь повязала нас трижды.
– Да, трижды, – согласилась Аманвах, накрыв руку Лиши своей – движением интимным и еще недавно невозможным.
Странно, как общее горе порой совершает то, чего не удается добиться в добрые времена.
– Что это значит? – спросила Дарси, когда Аманвах удалилась.
– Аманвах и Сиквах носят детей Рожера, – ответила Лиша. – И если кто-нибудь не пойдет им навстречу, когда им чего-то захочется, то пусть подыщет себе, Недра, достойное оправдание.
