Надежда – рыбка скользкая, трудно долго удерживать ее в руках, говорила тетушка Хлоя, когда я по-детски тосковала о чем-то несбыточном. Просто держать нужно крепче, возражала своей старшей сестре тетушка Бернетта и поскорее тащила меня прочь. Но иногда надежда все равно выскальзывает из рук, как ни стараешься за нее цепляться.
Мы остались одни. Друзья Рейфа наверняка мертвы. Об этом мне сообщили не таинственные предчувствия и не потусторонний шепот, от которого шевелятся волоски на затылке. Это был голос здравого смысла, законы которого понятны и очевидны. Он называл вещи своими именами. Мы в жестокой стране, где не знают милости к врагам.
Каждый вечер, улучив момент, когда никто не видит, я украдкой поглядывала на Рейфа. Мои передвижения по Санктуму по-прежнему были ограничены, но Рейф начал пользоваться все большей свободой, а Каланта с Ульриксом явно теряли бдительность. Своим видимым спокойствием он мало-помалу завоевывал их доверие. Ульрикс, хоть и оставался тем же устрашающим зверем, перестал давать волю кулакам, решив, видно, что хотя пленник и грязная вражеская свинья, но в общем и целом стерпеться с ним можно. В результате Рейф больше не появлялся с разбитыми губами. Умудриться найти подход к такому извергу, как Ульрикс, и суметь смягчить его нрав было непросто – для этого требовались навыки более искусные, чем рукопашный бой.
Рейф пил с чивдарами, перешучивался с наместниками, негромко переговаривался со слугами. Молоденькие служанки заливались румянцем, умиляясь его попыткам говорить на ломаном венданском. Они с радостью наполняли «эмиссару» кружку, смущенно улыбаясь ему из-под опущенных ресниц. Но, как ни убедительна его маска, она не спасет от расправы, когда Комизар выяснит правду.
С отъездом Комизара все словно забыли о грозящем Рейфу приговоре – или начали верить, что он никогда не будет приведен в исполнение. Рейф умел быть убедительным. Кто-то то и дело тянул его в свою компанию, чивдары хотели расспросить про армию Дальбрека, наместников интересовало все о дальнем могущественном королевстве, так как хотя они и властвовали в своих здешних вотчинах, но мало что знали о мире, лежащем по ту сторону бурной, полноводной реки. Их знание ограничивалось рассказами рахтанов, тайно сновавших через все границы, да сокровищами караванов Превизи. Сокровища и их обилие – вот что вызывало их особое любопытство. Время от времени перепадавшие им скудные крохи – трофеи уничтоженных патрульных отрядов и ограбленных караванов – не могли утолить их алчность. Они жаждали большего.
Сегодня вечером я снова надела то платье из обрезков кожи. Входя в зал, я издали увидела Каланту – та что-то сказала служанке, и девушка подлетела ко мне.
– Каланте будет приятно, если вы заплетете косу, – и служанка протянула мне тонкую полоску кожи, чтобы вплести в волосы.
Каланта наблюдала за нами. В последние дни она требовала, чтобы я ежевечерне произносила благословение. Некоторым это определенно нравилось, других, особенно рахтанов, почти оскорбляло, и я начала подозревать, что таким образом женщина хочет ускорить мою гибель. На вопрос, зачем она это делает, Каланта ответила: «Меня забавляет, как ты врастяжку выговариваешь слова на свой лад, других причин мне не нужно. Помни, принцесса, ты все еще пленница здесь». Напоминать об этом мне не требовалось.
– Можешь передать Каланте, что я не стану заплетать волосы, только чтобы сделать ей приятное.
Я натянуто улыбнулась Каланте, но, переведя взгляд на девушку, заметила ее вытаращенные от страха глаза. Такой ответ она не отважилась бы передать. Я взяла из ее руки кожаную завязку.
– Но я сделаю это ради тебя.
Перекинув волосы через плечо, я стала заплетать косу. Когда закончила, девушка заулыбалась.
– Теперь ваш красивый рисунок на виду, – заметила она. – В точности, как хотела Каланта.
Каланта хотела, чтобы была видна моя кава? Девушка уже собралась бежать прочь, но я ее остановила.
– Скажи, Каланта из клана Меурази?
Девушка испуганно замотала головой.
– Ой, госпожа, я не должна говорить.
Не должна говорить. Но, думается мне, уже сказала.
Ужин прошел, как и все предыдущие. Я произнесла благословение, видя перед собой несколько почтительно опущенных голов и множество взглядов из-под враждебно насупленных бровей. То, что больше всего при этом злился Малик, меня радовало, и я всегда старалась встретиться с ним глазами, прежде чем приступить к обряду. Но затем начинали звучать слова. Как и лежащие на блюде кости, они дышали правдой. Их неподдельность и то биение, которое исходило от стен вокруг меня, та жизнь, что еще теплилась в этих камнях, та часть Санктума, что крепла во мне, – все это постепенно брало верх, и к моменту, когда эхом в ответ мне прокатывалось последнее paviamma, злобные взгляды уже не имели для меня никакого значения.
Пища сегодня тоже была такой, как каждый вечер: густое ячменное варево с листьями мяты, хлеб из пресного теста, брюква, лук и жареная дичь – кабан и зайцы. Так было всегда почти без изменений, не считая дичи. В зависимости от того, что удалось добыть охотникам, к столу могли подать бобров, уток или мясо диких лошадей – но после белок и змей пополам с песком, которые составляли наш рацион в пути через Кам-Ланто, это был настоящий пир, и я радовалась каждому куску.
Я как раз обмакивала пресную лепешку в ячменную похлебку, когда в одном из коридоров Санктума вдруг раздался какой-то шум и топот множества ног. Все, кто был в зале, повскакали с мест, хватаясь за мечи и кинжалы. Гул нарастал. Мы с Рейфом незаметно переглянулись. Возможно ли, что это его люди? С подкреплением?
В зал ворвались два десятка мужчин – возглавлял их Комизар. Весь в грязи, он был с головы до ног заляпан глиной, но, казалось, наслаждался этим. С его лица не сходила кривая улыбка.
– Смотрите, кого мы повстречали по дороге! – крикнул он, потрясая мечом над головой. – Нового наместника Бальвуда! Поставьте еще стулья! Несите еду! Мы голодны!
Пришедшие устремились к столу, блистая своей немытостью, оставляя за собой грязные следы. Я обратила внимание на одного из них – молодого человека, скрывающего за бравадой страх – решив, что это, видимо, и есть новый наместник. Он стрелял глазами по залу, пытаясь определить, откуда нацелились на него новые угрозы. Все его движения были резкими и дергаными, смех звучал вымученно. Может, он и убил предыдущего наместника, чтобы занять этот пост, но Санктум не был его вотчиной. Ему предстояло изучить новые для него правила и обычаи и постараться за это время не расстаться с жизнью. Его положение мало чем отличалось от моего, но я никого не убивала ради того, чтобы удостоиться такой сомнительной чести.
Комизар заметил меня. Бросив на пол свою ношу, он пересек зал, остановившись на расстоянии вытянутой руки от меня. После дня, проведенного в седле под солнцем, его лицо раскраснелось, а темные глаза сверкали так, словно вот-вот прожгут дыры в моем платье. Он протянул руку и дотронулся до моей перекинутой через плечо косы.
