– С убранными волосами ты выглядишь не такой уж дикаркой, – зал разразился диким хохотом, но в его взгляде я прочитала нечто совсем другое, в нем не было ни намека на веселье или добродушие. – Стало быть, пока Комизар в отъезде, пленные развлекаются? – После этого наконец он обратился к Кадену: – Так вот что куплено на мои деньги?
Я молилась про себя, чтобы Каден ответил «да», чтобы кара пала на нас. Иначе за щедрые дары Эффире пришлось бы поплатиться.
– Да, – ответил Каден.
Комизар кивнул, не сводя с него внимательного взгляда.
– Я нашел одного наместника. Теперь твоя очередь – отыщи мне второго. Поедешь утром.
* * *
– Почему ты? – спросила я, расстегивая ремешки на талии. Они со стуком упали на пол.
Каден, отвернувшись, продолжал рыться в сундуке, выкидывая из него то длинный плащ, подбитый мехом, то шерстяные носки.
– А почему не я? Я солдат, Лия. Я…
Я схватила его за руку и дернула, заставив поднять голову.
В его глазах была тревога. Он не хотел ехать.
– За что ты так предан ему, Каден?
Он попытался отвернуться к сундуку, но я крепче сжала руку.
– Нет! Хватит, ты не можешь все время избегать этого разговора! Только не сейчас!
Каден посмотрел прямо на меня, он тяжело дышал, но взял себя в руки.
– Он накормил меня, когда я был голоден. Это одна из причин.
– Единожды проявленное милосердие – все же не повод для того, чтобы продать кому-то свою душу.
– А по-твоему, все так просто! – гнев исказил его лицо. – Речь не про «единожды», как ты изволила выразиться! Все сложнее.
– А что тогда? Он подарил тебе красивый плащ? Комнату в…
Рука Кадена взметнулась в воздух.
– Меня продали, Лия! Так же как и тебя.
Он отвернулся, пытаясь овладеть собой. А когда снова посмотрел на меня, во взгляде все еще раскаленными углями тлела ярость, но голос прозвучал спокойно, почти издевательски.
– Только в моем случае не было брачного договора, да и никакого другого. Когда умерла моя мать, меня продали проходящим мимо попрошайкам за один медный грош, будто тряпку старьевщику. С единственным условием – чтобы не приводили меня обратно.
– Ты был продан собственным отцом? – спросила я, не в силах представить, как такое возможно.
На лице у Кадена выступил пот. Это было воспоминание, которое мучило его, которым он всегда отказывался делиться.
– Мне было восемь лет, – наконец заговорил он. – Я умолял отца оставить меня. Я упал на землю и обхватил его ноги руками. До сих пор помню тошнотворный аромат жасминового мыла, которым пахли его брюки.
Каден захлопнул крышку сундука и сел, глядя в пространство перед собой так, словно всматривался в прошлое.
– Он оттолкнул меня. Сказал, что так будет лучше для всех. Лучше для меня означало два года с попрошайками, которые держали меня впроголодь, чтобы, жалея меня, прохожие на улицах живее раскошеливались. Если милостыни за день было собрано мало, нищие избивали меня, но так, чтобы побои не оставляли следов. Они были осторожны. Если я и после этого не собирал достаточно, они грозились, что вернут меня отцу и он утопит меня в ведре, как котенка.
Каден повернулся и уставился на меня колючими глазами.
– Это Комизар нашел меня в грязи на улице. Он заметил потеки крови на моих лохмотьях – в тот день меня особенно жестоко избили. Он втащил меня на своего коня и отвез в лагерь. Накормил и после этого спросил, кто меня выпорол. Когда я рассказал, он на несколько часов исчез, пообещав сперва, что это больше не повторится. Вернулся он, весь забрызганный кровью. Я понял, что это была их кровь. Он сдержал слово. И я был счастлив.
Встав, он поднял с пола плащ.
Я в ужасе покачала головой.
– Каден, это чудовищно. Избивать ребенка… Еще ужаснее продать собственное дитя. Но тем больше у тебя было оснований, чтобы навек покинуть Венду, разве не так? Уехать в Морриган и…
– Я был морриганцем, Лия. Бастардом, внебрачным сыном высокородного лорда. Теперь ты понимаешь, почему я ненавижу благородных. Это от них меня спас Комизар.
Я не сводила с него глаз, не зная, что сказать.
Нет.
Такого не могло быть. Это неправда.
Каден набросил плащ на плечи.
– Теперь ты знаешь, кто настоящие варвары.
Он повернулся и вышел, хлопнув за собой дверью, а я осталась стоять.
Он знает наши священные песнопения.
Свободно читает.
Его безукоризненный морриганский.
Правда.
Шрамы у него на груди и спине.
Правда.
Но не венданцы сделали это с ним, как я всегда считала. Это был высокородный лорд Морригана.
Непостижимо.
* * *
Свеча догорела. Фонари тоже погасли. Я лежала, съежившись на постели, и смотрела в темноту, оживляя в памяти каждое мгновение с того момента, как он вошел в таверну, до нашего бесконечно долгого путешествия через Кам-Ланто. Каждый раз, когда я восхищалась его мягкими, деликатными манерами (до чего же они не сочетались с тем званием, которое, как оказалось, носил Каден, – Убийцы). Каждое мгновение. Насколько естественно и непринужденно он чувствовал себя в морриганском мире. Сейчас все встало на свои места. В Терравине он действительно читал меню в таверне. Он не знает венданской грамоты, а не морриганской. Мы с Паулиной обе обратили внимание на то, как Каден хорошо пел священные гимны, в то время как Рейф не знал из них ни слова. До восьми лет его воспитывали как сына морриганского лорда.
Его предал собственный народ, мой народ. Исключением была только его мать. Она была святая, сказал Каден. Что с ней случилось? Наверное, свою мягкость он позаимствовал именно у нее. Вероятно, она вообще была единственной, кто относился к мальчику с любовью и состраданием, – пока не появился Комизар.
Вернулся Каден далеко за полночь. В комнате была непроглядная темень, но он так легко и бесшумно двигался, словно видел в темноте. Я услышала глухой удар – Каден что-то поставил на пол, потом зашелестела снимаемая одежда. Раздевшись, он лег на коврик, и до меня доносилось только его дыхание. В комнате повисла тишина. Я знала, что Каден не спит. Мне казалось, что в темноте я слышу его мысли, вижу, как он задумчиво смотрит на потолочные балки.
– Каден, – шепнула я. – Расскажи о своей матери.
Ее звали Катарин. Она была очень юной, совсем девочкой, когда лорд и его супруга взяли ее в дом гувернанткой. А вскоре обнаружилось, что она наделена даром. Хозяйка не давала ей продыха, добиваясь неусыпного внимания к собственным малолетним сыновьям. А вскоре хозяин принялся добиваться другого. Родившись, Каден считал, что это вполне естественно – жить в маленьком домике в имении отца. Он просто не знал, что все может быть по-другому. Когда мать заболела и стала чахнуть день ото дня, она умоляла лорда взять Кадена в помещичий дом. Супруга наотрез отказала. Бастард не должен расти вместе с рожденными в законном браке сыновьями, и, хотя лорд обещал Катарин, что возьмет к себе Кадена, своей жене он, по-видимому, дал другое обещание. Тело матери еще не успело остыть, а мальчика уже отдали проходящим мимо нищим – чтобы тут же о нем забыть.
