То есть я так думаю.
Если честно, я только чувствовал, что сам могу повторять прыжки. Я чувствовал, что сам способен на такое. Я не повторял прыжки перед беспристрастными свидетелями и не планировал повторять.
Единственное объективное доказательство, которым я располагал, – ограбление банка. В конце концов, о нем в газетах писали. Может, в поисках других прыгунов нужно ориентироваться на отчеты о нераскрытых преступлениях?
Точно, Дэви! Как отчеты выведут тебя на других прыгунов? Они же не подразумевают участия других прыгунов – они подразумевают лишь нераскрытые преступления.
Обескураженный, я временно бросил поиски и вместо этого задумался о причине.
Почему я телепортируюсь? Не каким образом, а почему? Что со мной такое?
Или в критической ситуации телепортироваться может каждый? Это вряд ли. В критические ситуации попадают слишком многие и либо терпят и страдают, либо ломаются. Если люди выбираются из таких ситуаций, то обычными способами, зачастую, как получилось у меня с Топпером, попадая из огня да в полымя. Хотя, может, кто-то выбрался так, как я.
Опять-таки почему я? Это наследственное? От мысли, что папа способен телепортироваться, стыла кровь, возникало желание проверить все темные углы и оглянуться. Впрочем, холодный рассудок твердил, что это невозможно.
Вспоминалось слишком много случаев, когда папа сделал бы это, если бы мог. Воспоминания воспоминаниями, а боязнь не уходила.
Может, мама умела телепортироваться? Она так и поступила? Прыгнула подальше от папы, совсем как я? Почему же меня не взяла с собой? Если мама умела телепортироваться, то почему не вернулась за мной?
А если не умела, что с ней стало?
Всю свою жизнь я подозревал, что я пришелец-инопланетянин, какой-то странный подкидыш. Помимо всего прочего, это объяснило бы папино отношение ко мне.
Если верить самой фантастической фантастике, правительство старательно прячет информацию на эту тему – скрывает доказательства, заставляет молчать свидетелей, плодит ложные теории.
Примерно так же вел себя и отец. Стабильности и постоянства у нас в семье не было никогда. Правила менялись, события искажались, воспоминания стирались. Частенько я гадал, кто из нас сумасшедший, я или он.
Нет, вряд ли я инопланетянин… хотя кто знает.
Когда я спросил, можно ли платить за квартиру наличными, владелец смерил меня удивленным взглядом:
– Наличкой за аренду? Нет, черт подери! Мне и почтовые переводы не очень нравятся. Почему не откроешь счет в банке? Почтовые переводы меня сразу насторожили, но я списал их на то, что ты здесь недавно. Хочешь натравить на меня налоговую?
– Нет. – Я покачал головой.
Владелец прищурился:
– Налоговая косо смотрит на крупные операции с наличкой. Не хотелось бы думать, что доходы у тебя нечистые.
Я снова покачал головой.
– Нет, много наличности осталось у меня после поездки, – соврал я, чувствуя, как горят уши и подкатывает тошнота.
В тот же вечер я снова отправил деньги за аренду почтовым переводом, но теперь понимал: владельцу это кажется подозрительным.
Женщина-консультант объяснила мне по телефону: чтобы открыть счет у них в банке, нужны права и номер социальной страховки. Ни того ни другого у меня не было. Я даже в банк звонил с таксофона, потому что без удостоверения личности ставить телефон в квартиру не решался.
Спрятав в карман тысячу, я прыгнул на Манхэттен, к западу от Таймс-сквер. Там, на Восьмой авеню и на Сорок второй улице, много книжных «только для взрослых» и кинотеатров, где крутят порно. За два часа мне предложили наркотики, девушек, парней, маленьких детей. Один раз предложили права, но я чувствовал, что меня просто хотят заманить в темный переулок и ограбить.
Я прыгнул обратно в квартиру и в тот день больше не искушал судьбу.
Городская библиотека Станвилла недалеко от центра. В Станвилле центр небольшой – административные здания, рестораны, умирающие магазины. «Уолмарт» на окраине и большой молл в соседнем Уэверли сгубили торговлю в центре. Я шел по Мейн-стрит и думал о том, как сильно этот глупый городишко отличается от Нью-Йорка.
Заколоченный фасад кинотеатра «Роял» украшало граффити, но надпись на фанере гласила: «Жеребцы рулят». В Нью-Йорке граффити на кинотеатрах злые и непристойные, они не восхваляют футбольные команды средней школы. С другой стороны, на Среднем Манхэттене более пятидесяти кинотеатров, и это не считая порнографических. Здесь, в Станвилле, единственный кинотеатр уничтожили видеофильмы. Желающим посмотреть «настоящее кино» теперь нужно ехать двадцать миль до шестизального кинотеатра в Уэверли.
Кафе и рестораны сравнивать бесполезно. Богатство и разнообразие нью-йоркских я почувствовал, заглянув в местный «Дэйри куин», кирпичное здание с высокими окнами и ярким люминесцентным освещением. Очарования в таком не больше, чем в приемном покое. Я подумал о семи заведениях в Гринвич-Виллидж, где подают хоть гурманское мороженое, хоть тофутти, хоть замороженный йогурт, хоть пирог с баварским кремом. В любом из тех заведений я мог оказаться в мгновение ока.
– Маленький рожок в шоколаде, пожалуйста.
Пожилую даму за прилавком я не знал, а вот бургеры жарил Роберт Вернер, с которым мы вместе ходили на биологию. Роберт оторвал взгляд от гриля и нахмурился, словно мое лицо казалось ему знакомым, но он не мог меня вспомнить. Мы с ним не виделись больше года, но неужели он так быстро меня забыл? Обидно.
– Семьдесят три цента.
В Гринвич-Виллидж мороженое куда дороже. Направляясь к облицованной пластиком кабинке, я глянул в зеркало на задней стене. Неудивительно, что Роберт меня не узнал.
На мне были слаксы из магазина «Бергдорф Гудман», рубашка, купленная на Мэдисон-авеню у противного продавца, и туфли из универмага «Сакс Пятая авеню». Аккуратная стрижка в стиле панк разительно отличалась от бесформенной копны, которую мои волосы представляли собой год назад. Тогда я носил вытертые джинсы не по размеру, рубашки несуразных расцветок, древние тенниски и дырявые носки.
Я уставился в зеркало: призрак прошлогоднего заморыша Дэви заставил содрогнуться.
В кабинке я сел спиной к зеркалу и принялся за мороженое.
Роберт вышел из кухни, чтобы убрать посуду с соседнего столика. Он снова взглянул на меня, но так и не узнал. Что за черт?!
– Как дела, Роберт?
Тот улыбнулся и пожал плечами:
– Нормально. А у тебя? Мы же давно не виделись.
Я засмеялся: Роберт до сих пор меня не узнал.
– Да, пожалуй. Уже целый год.
– Так ты из… – Роберт не договорил, надеясь, что я выручу.
Я ухмыльнулся:
– Нет, вспоминай сам. Я помогать не буду.
