Отец вжался в барный табурет, хотя я остановился посреди таверны. Я сжимал и разжимал кулаки, спрятав их в карманы куртки. Руки болели, костяшки пальцев пульсировали, словно распухая. Боль напомнила, как я снова и снова бил Матара по лицу. С сидящим за стойкой хотелось проделать то же самое.
– Что тебе надо? – спросил отец громче, и бармен на него покосился.
На этот раз в дребезжащем голосе ясно слышались страх и отчаяние.
Я прыгнул к нему, схватил за спину и выпустил на островке, в паре футов от костра. Отец ничком упал на песок. Вот он отполз от костра и поднялся.
Матар стоял по другую сторону костра и дрожал. Увидев меня, он поднял руки, защищаясь от ударов. От его сырой одежды шел пар.
Кокс сидел чуть дальше – обернулся спальным мешком и устроился на моем стуле. Отец озадаченно оглядывался по сторонам. Не злобно, не испуганно, а именно озадаченно. Я разозлился еще сильнее, прыгнул к нему и ушибленной рукой ударил в челюсть, звучно захлопнув ему рот. Отец повалился назад, а я прыгнул к костру, прижимая гудящие пальцы к груди. Матар уполз от огня во тьму.
– Теперь моя очередь?
– Что?
– Спрашиваю, теперь моя очередь? – проговорил Кокс, выпрямив спину. – Ты ведь разборку начал. Мне встать? – Он приподнялся.
– Замолчи! Сиди смирно!
– Это ведь твой отец? – спросил Кокс, усаживаясь.
Я смерил его хмурым взглядом.
Отец сидел, прижав к нижней челюсти обе ладони, и стонал. Захотелось снова ему врезать. Даже сильнее, чем хотелось продолжить разборку с Матаром.
– Долго же ты отца не трогал. Почему раньше его не убил? Со своими фокусами ты мог обставить все как самоубийство или обеспечить себе железное алиби. То есть… Осторожно!
Зашуршал песок, и я прыгнул на пять футов в сторону. На место, где я только что стоял, влетел Матар. В руке он сжимал камень размером с кулак, причем держал его острым концом вперед. Из-за моей увертки Матару пришлось прыгать через костер. Получилось неловко, и он повернулся ко мне, оскалившись.
– Брось камень в воду, – велел я.
Матар захлопал глазами. Я замахнулся как для пощечины, хотя стоял в десяти футах от него. Матар быстро повернулся к озеру и бросил камень во тьму. Раздался плеск, и я опустил руку.
– Это мой отец, – проговорил я, показав на папу, озадаченный взгляд которого превратился в откровенно ненавидящий. – Папа, это Рашид Матар. Убийца мамы.
Они уставились друг на друга с любопытством и опаской.
– Почему он еще жив? – спросил отец.
Я вгляделся в костер. Его отблески напомнили мне взрыв на кипрской взлетно-посадочной полосе.
– Почему ты еще жив? Хочешь убить его, убивай сам.
Кокс поднялся, кутаясь в спальный мешок, – совсем как индеец! Я прыгнул ему за спину и велел:
– Не брыкайся!
Я схватил его за пояс и поднял. Кокс напрягся, но не шевельнулся. Я перенес его в Вашингтон, на автостоянку у Пирс-билдинг, откуда забрал накануне вечером. Охранник в стеклянной будке увидел нас и нажал на кнопку. Где-то сработала сигнализация.
Кокс огляделся, переступая с ноги на ногу на ледяном тротуаре, узнал место и удивленно на меня посмотрел.
– Кокс, другие подобные мне существуют? – спросил я.
Мне следовало это выяснить.
Взгляд Кокса стал недоуменным, потом задумчивым. Я ответил на некоторые его вопросы, теперь пришла пора выяснить, ответит ли он тем же.
– Нет, – наконец проговорил Кокс. – По нашим данным – нет.
Один. Навсегда один…
Горло у меня сжалось, плечи ссутулились.
– Если Милли отпустят живой и невредимой, я прекращу разбрасывать агентов АНБ по разным частям света. Оставлю вас в покое. Если ее не выпустят… – Я осекся. – Просто отпустите ее. Она вам ничего не сделала.
Кокс облизал губы и задрожал. Из Пирс-билдинг выбежали люди.
Я прыгнул.
Меня никогда не оставят в покое.
Обернувшись одеялом, я сидел на полу в своем горном убежище и подкладывал хворост в печь. Что бы я ни сделал с папой и с Рашидом Матаром, маму не вернешь. Она погибла. Она мертва. Ее едят могильные черви, как греческую горничную с «Арго», как тощего арабского террориста-смертника. Мама не вернется.
Когда-нибудь АНБ оставит попытки поймать меня, использовать меня, а если не удастся, то убить меня? Когда-нибудь прекратит дергать Милли? Мы когда-нибудь будем счастливы?
Я хлопнул заслонкой – искры полетели вверх, потом упали на каменный пол и на одеяло, прожигая в нем крохотные дырки. Я машинально потушил их и встал, сбросив одеяло. Прыгнул на дно каньона.
У самой воды Матар повалил отца на спину и душил, сжимая ему горло. Отец вяло хватал Матара за руки. В отблесках костра его лицо казалось темным. Прыжок, и я пнул Матара по ребрам. Он слетел с отца, снова упал в воду и схватился за спину. Похоже, пару ребер я ему сломал.
Отец задышал, глубоко и хрипло. Я схватил его за шиворот и перетащил от озера поближе к костру. Матар выбрался из воды. У него дыхание было слабым, поверхностным.
Зачем я его остановил? А если прыгнуть в убежище за гранатой, вернуться сюда и выдернуть чеку? Успею ли я прыгнуть прочь до взрыва? Хочу ли я успеть?
У Матара восстановилось дыхание, он начал говорить по-арабски и плевать на землю между нами. Я понял, что не могу подорваться на гранате. Если покончу с собой и АНБ об этом не узнает, Милли могут не отпустить вообще.
Женщина появляется в твоей жизни, потом навсегда исчезает – разве это нормально? Ох, Милли…
Я прыгнул Рашиду за спину, схватил за пояс и за шиворот, держа его сырую одежду на расстоянии вытянутой руки. Он пнул меня по голени, но я прыгнул на смотровую площадку Всемирного торгового центра.
Сто десятый этаж, двадцать футов от башни с ее стеклянно-стальными конструкциями. Воздух холодный, бодрящий. Мы камнем полетели вниз, к плазе. Матар закричал, когда я оттолкнул его от себя, бросив кувыркаться и барахтаться. Ветер надул мне куртку. Он развевал ее, как белье на веревке, и относил нас с Матаром все дальше друг от друга. Через девять секунд мы ударимся об асфальт и моментально умрем. АНБ опознает тела и отпустит Милли. Матар больше не убьет ни одного невинного, а у меня перестанет болеть душа.
Через две секунды ветер превратился в рвущий, цепенящий ураган. Через четыре секунды он стал равномерным давлением снизу вверх, и я вытянулся в горизонталь. Я падал ничком и видел, что Матар футов на тридцать ниже, а меня из-за куртки-паруса сносит в сторону. Я отвел руки за спину, и куртка соскользнула, будто снятая огромной рукой. Я полетел быстрее, сокращая расстояние до Матара. Подсвеченный фонтан на плазе неумолимо приближался. Матар голосил без умолку, но его вопли почти полностью заглушал ветер. Я невольно улыбнулся.
