– Да нет, у нас есть резервные выходы на поверхность. Но база станет просто огромной пещерой без тепла и света.
Когда сломленный Ветер вышел в коридор, Фил, как и обещал, швырнул ему его пистолет. Наемник дождался, когда за Ветром закроется переборка, подошел к умывальнику и тщательно ополоснул лицо, смывая запекшуюся кровь. Потом достал из кармана одну из двух оставшихся у него жемчужин и покатал ее на ладони, ощущая тепло, исходящее от маленького шарика.
Подумав секунду, Фил закинул жемчужину в рот, проглотил ее и запил глотком воды. Чтобы осуществить задуманное, ему были нужны все силы и вся возможная помощь. Даже от такого проклятого всеми богами места, как Улей.
Глава 17
Утро следующего дня началось с визита Маринки. Фил открыл глаз, увидел в проеме двери девушку, закрыл его и пробубнил:
– Убивать пришла?
– Чего? – не поняла его Маринка.
– Ничего, сон дурацкий приснился, – ответил Фил, вставая с кровати.
– Шкипер попросил провести тебя по базе и познакомить с нашими людьми. Тебе с ними работать придется.
– Не работать, а терпеть, – проворчал Фил, но за Маринкой последовал. Можно было проявить бунтарский дух и упереться, но Филу уже осточертело сидеть в четырех стенах.
Для знакомства с будущими боевыми товарищами Маринка привела Фила в местную столовую. Наверное, это был тончайший расчет на то, что совместная трапеза сблизит наемника с жителями базы. Но какого-то особого единения Фил не почувствовал, в чем был виновен сам процесс принятия пищи. Бойцы садились за длинный стол по десятку с каждой стороны. В стене, в которую стол упирался одним из торцов, отрылся проем, и из него на столешницу, как по ленте конвейера, начали выезжать одинаковые подносы со стоящими на них тарелками. Лента закончила свой бег, и перед каждым из бойцов Исхода остановился свой персональный поднос. Раздался мелодичный сигнал, и люди тут же торопливо приступили к еде.
– А не надо молитву прочесть сначала или гимн пропеть? – тихо поинтересовался Фил у Маринки.
– Какой еще гимн? – не поняла Маринка.
– Ну, что-то типа, – Фил прочистил горло и фальшиво запел: – «Славься, славься, великий Шкипер, ты приведешь нас всех в могилу».
Фил поймал на себе сразу несколько взглядов, преисполненных ненависти. Если бы его не сопровождала Маринка, то в лицо наемника уже летел бы один из подносов. Но с девушкой он чувствовал себя в безопасности и развлекался, как мог. В тарелке лежали два кубика голубоватого прозрачного желе в окружении нарезанных овощей. Фил ткнул вилкой в кубик, тот в ответ возмущенно завибрировал.
– Это едят или просто кинули в тарелку для украшения? – На лице Фила играла брезгливая гримаса.
– В этих кубиках идеальное сочетание жиров, белков и углеводов. Их из любой органики производит оборудование базы, а овощи мы докладываем для разнообразия.
– Какая прелесть! И ради этого разнообразия у вас на плантациях загибается сотня рабов. – Несмотря на румянец, полыхнувший на лице девушки, Фил продолжил: – А вот интересно: любая органика – это что? Трупы зараженных, забитых рабов или просто любая падаль, собранная в городах?
Аппетит завтракающим исходникам Фил испортил одной фразой на несколько месяцев вперед. С их стороны начал нарастать недовольный, гул и наемнику еще раз серьезно подпортили бы лицо, если бы не Маринка, подхватившая его под локоть и вытащившая из столовой.
– Ты не мог бы быть немного повежливее? – шипела она Филу в ухо, таща его по коридорам.
– Повежливее с кем? С людьми, которые готовят геноцид на моей родной планете? Ты, и правда, считаешь, что я был немного груб?
– Ладно! – раздраженно ответила Маринка. – Хорошо! Сейчас ты поймешь, почему мы вынуждены сделать это!
Наемник понимал, что ведет себя, как вредный подросток, но ничего с этим поделать не мог. Его изнутри так и подмывало устроить Маринке еще какую-нибудь гадость. Пусть это мелочно, пусть глупо, но наемник решил довести исходников до белого каления. Но уже через несколько минут желание маяться дурью у него пропало. Маринка привела его в секцию базы, очень похожую на ту, где жил сам наемник, и завела его в одну из комнат.
На Фила с Маринкой уставились две пары измученных глаз. Одна из них принадлежала женщине, возраст которой невозможно было определить. Ей могло быть и тридцать лет, но в глазах ее плескались такие разочарование и боль, которые и за целый век не накопить. Волосы ее были растрепаны, лицо избороздили глубокие ранние морщины, а руки, которые от волнения она не знала, куда девать, бил мелкий тремор.
Вторая пара глаз – небесно-василькового цвета – смотрела на Фила с кровати, на которой лежал маленький ребенок. Даже прикрывающее его одеяльце не могло скрыть болезненность и сильную худобу малыша. Лицо – обтянутый тонкой сухой кожей череп, тонкая шейка, которая, казалось, может переломиться под весом головы, руки и пальцы, больше похожие на иссушенные веточки, – все это говорило о крайнем истощении ребенка.
– Здравствуй, Лиза! – Маринка обняла женщину, потом присела рядом с кроватью и погладила ребенка по голове. – Привет, Тигренок! Как ты себя сегодня чувствуешь?
– Спасибо, тетя Марина! Хорошо, – тихо прошелестел мальчик. Он попытался сесть на кровати, но, обессиленный, вновь откинулся на подушку.
– Врачи говорят, что через месяц-два он начнет набирать вес, – сказала мать ребенка, – надо только достать диетических продуктов. Я вот собиралась…
– Сиди с ребенком. Составь список, я сама съезжу в город, – сказала Маринка.
– Да ты и так для нас столько сделала. Жемчужину добыла.
– Этот жемчуг добыл Поэт, – возразила Маринка.
– Да, Поэт. – На лице женщины появились слезы.
Маринка снова обняла Лизу.
– Тише. Успокойся. Тебе сейчас надо Тигренка поднять. А потом мы вместе сядем и будет долго Поэта оплакивать. Но сейчас не надо – сын смотрит.
Женщина отерла слезы со своего лица.
– Да, ты права. Прости.
– Вот и хорошо. Я за списком через час зайду, хорошо?
Во время своих командировок Фил насмотрелся разного, но ничто так не резало его сердце отточенным лезвием, как вид страдающих детей. От этого не спасала даже пропитанная цинизмом и эгоизмом толстенная шкура профессионального наемника.
– Это сын Поэта. Моего крестного, с которым мы завалили скреббера. Поэт этого монстра год выслеживал и готовился. И весь этот год им приходилось Тигренка держать полуголодным. Мальчишка рос и опасно приблизился в порогу веса, после которого мог стать зараженным. Ты представляешь, каково это – мучить собственного ребенка голодом? Смотреть, как он с кровати подняться, чтобы поиграть, не может? Как он на твоих глазах тает буквально, а ты сделать ничего не можешь? – давила Филу на психику Маринка, ведя по коридорам базы. – А знаешь, сколько еще у нас здесь таких детей? Четверо! Будь у нас нормальные ученые, лаборатории, мы бы смогли растить эти чертовы жемчужины, и матери бы с ума не сходили, каждую ночь видя во сне, как их малыши превращаются в монстров.
