Конечно, в детстве я не имела ни малейшего понятия об этих диагнозах и симптомах или об их взаимосвязи. Тем не менее я старалась научиться бороться с ними и при этом меняла путь моего развития.
Глава 5
Миф о зависимой личности
Зависимые просто похожи на всех остальных людей, но в большей степени.
АНОНИМ
Метан, этан, пропан, бутан. Я, как зачарованная, повторяла эти волшебные слова, думая при этом не о химии, которой учил меня отец (это начало ряда алканов, если кто интересуется), но об успокаивающем звучании этих слов. Я была одна, качаясь на качелях на игровой площадке начальной школы, пытаясь успокоить себя знакомыми звуками и ритмичными движениями качелей. Я не знала, как мне справиться с громкими пронзительными голосами, непредсказуемыми поступками и непостижимым социальным миром других детей. Мне было тогда шесть или семь лет.
Глаза у меня были закрыты, и я лишь изредка приоткрывала их, чтобы убедиться, что за мной никто не подсматривает. Ритмичное покачивание и мысленно, нараспев, произносимые слова погружали меня в некое подобие транса, хотя я, конечно, этого не осознавала. Закрыв глаза, я воображала, что раскачиваюсь по идеальной дуге, взлетая над забором, окружавшим закрытую площадку, и мягко приземляюсь на луг, где не было других, изводивших меня детей, где было только яркое ласковое солнце, мягкая зеленая трава, цветы и холмы. Но я не могла насовсем уйти туда, как это бывало, когда я играла в эту игру на маленьких качелях во дворе нашего дома. Здесь же всегда был риск, что придет кто-то и грубо спустит меня с небес на землю.
Я ненавидела школьные перемены. В классе учителя удерживали одноклассников от нездорового интереса к моим странностям; по меньшей мере, в школе, на уроке, была какая-то структура, за которую можно было держаться, и были книги, которые можно читать. Во всяком случае было похоже, что учителя любили меня; в отличие от детей, они всегда говорили, что я должна делать, чтобы заслужить их одобрение. Я ублажала их, если удерживалась от того, чтобы выкрикнуть с места ответ или тянуть руку в ответ на любой вопрос или на просьбу выйти к доске. Однако в результате того, что я не всегда могла сдержаться, в школе специально для меня создали импровизированную программу для одаренного ребенка. Так как я бегло читала, я откровенно скучала на уроках и, вероятно, отвлекала внимание учителей от тех, кому действительно надо было учиться тому, что я уже знала.
В это время мне разрешали читать книги в учительской под присмотром миссис Квакенбуш, или я выполняла какие-то общественно-полезные задания. Я отчетливо помню, как я сидела в компании пьющих кофе учителей и огромными, громыхающими ножницами вырезала фигуры из цветного картона. Эти ножницы буквально околдовывали меня своими интересно изогнутыми лезвиями. Если меня не отправляли в учительскую, то поручали заниматься с отсталыми детьми – опять-таки, с ними я могла работать в своем темпе, не скучая и не отвлекая других. Мне не очень нравились эти занятия: некоторые мальчики пугали меня, я всегда отчетливо видела клеймо, проступавшее на их лицах и невольно передававшееся и мне. Так как я была уверена, что самое лучшее во мне – это мой ум, то мне не хотелось, чтобы меня ассоциировали с детьми, которых в то время называли «умственно отсталыми».
Когда мне исполнилось шесть лет и я готовилась идти в первый класс, мои родители переехали из города в деревушку в часе езды от города, на берегу живописного озера длиной девять миль. Гринвуд-Лейк был так близко от Нью-Йорка, что мог считаться его пригородом. Но из-за того, что транспортное сообщение с Манхэттеном было неважным, место производило впечатление сельской глубинки. Родители присмотрели дом, который захотели купить, летом, когда городок был полон состоятельными туристами и отдыхающими. «Местные» были совсем другие: в большинстве своем это были ирландские, немецкие и итальянские рабочие семьи. Многие мужчины служили в Нью-Йорке – в полиции и пожарной охране. Мамочки сидели дома. Во всем городке мы были единственной еврейской семьей. Я выделялась не только благодаря своему характеру, но и своими классовыми, религиозными и культурными особенностями, чего я тогда, будучи ребенком, конечно, не понимала.
Мне не оставалось ничего другого, кроме поиска путей к бегству.
Странная девочка на качелях, успокаивающая себя навязчивыми ритмичными движениями, – это, вероятно, не тот образ, который возникает у вас в сознании, когда вы думаете о наркоманке и ее жизненном опыте. Свойственный нашей культуре облик наркомана не должен вызывать сочувствие. Во-первых, он пропитан расизмом – так, несмотря на то, что чернокожие и латинос не более склонны к зависимости, чем белые, в историях о зависимости, рассказываемых американскими СМИ, в качестве главных героев фигурируют именно чернокожие и смуглые. Если же речь идет о белых, то этот сюжет представляют как «нетипичный» случай.
Во-вторых, отчасти в результате расизма, пропитавшего нашу политику в отношении зависимости, эти образы призваны рисовать людей, пораженных ею, как «врагов» или «демонов», распущенность которых обусловлена жадной страстью к ничегонеделанью, а не по-человечески понятным стремлением к безопасности и душевному комфорту. «Личность зависимого» считается дурной: слабой, ненадежной, эгоистичной и неуправляемой. Даже когда мы в шутку говорим о ком-то, что у него болезненное пристрастие к чему-то, то стремимся объяснить этим потакание слабостям или оправдать чувство вины за полученные удовольствия – пусть даже и в ироническом ключе. Для того чтобы понять роль обучения в развитии зависимости и разобраться в чертах характера, предрасполагающих к зависимости, надо более внимательно исследовать связь зависимости и свойств личности.
Несмотря на то что анонимные алкоголики и психиатры определили зависимость как форму деятельности антисоциальной личности или как извращение «характера», проведенные научные исследования не подтвердили правильность этой идеи. Невзирая на многолетние попытки, ученым так и не удалось выявить характеристики, свойственные всем страдающим наркотической зависимостью. Если вы убеждены, что вы сами или любимые вами люди страдаете наркотической зависимостью вследствие ущербности или эгоизма, присущих вашим личностям, то вы сильно заблуждаетесь. Джордж Куб, директор Национального института алкоголизма, сказал мне: «Мы находим, что личность людей, страдающих алкоголизмом, если вам угодно, является весьма многогранной; личность алкоголика не существует как таковая».
То есть, по существу, идея о некой «склонной к зависимости личности» является мифом. В научных исследованиях не удалось выявить универсальных личностных черт, какие были бы свойственны всем людям, страдающим наркотической зависимостью. Только в половине случаев зависимость является множественной (исключая зависимость от курения), при этом одни могут контролировать употребление субстанций, от которых они зависят, а другие – нет. Некоторые стесняются своей зависимости, другие бравируют ею. Некоторые добры и заботливы, некоторые жестоки. Некоторые стремятся быть честными, иные дают себе в этом отношении поблажку. Среди людей, страдающих зависимостями, можно найти весь спектр человеческих характеров, несмотря на то что пресса чаще всего рисует их в образе жестоких, бессердечных чудовищ. Всего 18 процентов зависимых отличаются такими личностными чертами, как лживость, склонность к воровству, отсутствие совести и антисоциальное поведение. Конечно, этот показатель в четыре раза превышает аналогичный показатель среди здоровых людей, но все же 82 процента из нас не соответствуют представленной карикатуре на человека, страдающего наркотической зависимостью.
