Мне в раннем детстве не пришлось сталкиваться с тяжелыми психическими травмами, хотя я и перенесла вторичную травму, ибо мой отец пережил холокост, а моя мама смерть матери. Тем не менее для большинства людей травма является важным фактором, вызывающим возникновение зависимости. В течение многих лет мне удалось побеседовать с сотнями зависимых людей и выслушать их истории. Поражает боль и страдания, часто предшествующие возникновению наркотической зависимости.
Мне, например, пришлось однажды беседовать с героиновым и кокаиновым наркоманом, которого отец в детстве регулярно бил ремнем. Мало того, однажды этот человек стал свидетелем того, как отец выбил матери зубы. В семилетнем возрасте этот человек видел, как мать вскрыла себе вены. Я разговаривала с женщиной, страдающей алкоголизмом, мать которой постоянно в детстве упрекала дочь в том, что та настолько некрасива, что хочется закрыть ей лицо шапочкой, – это был лишь один пример отвратительного отношения и насилия – морального и физического. Приходилось мне разговаривать с женщиной-кокаинисткой, которая сама в свое время вызвала к своим родителям службу ювенальной юстиции. Мне пришлось общаться с десятками мужчин и женщин, которым в детстве довелось проявлять крайнюю осмотрительность, чтобы уцелеть во время семейных ссор, кончавшихся кровью. Очень многие были в детстве свидетелями стрельбы и поножовщин и в самом нежном возрасте начали ощущать свою ненужность и беспомощность.
Мне приходилось беседовать со многими женщинами, которых регулярно насиловали до наступления совершеннолетия. С некоторыми это происходило вообще в раннем детстве. Одна женщина, страдавшая зависимостью от алкоголя и кокаина, только во время сеансов лечения рассказала о том, что ее дядя, который регулярно насиловал ее в возрасте от семи до девяти лет, проделывал то же самое с ее матерью, но мать не сделала ничего, чтобы защитить дочь. Я разговаривала с людьми, родители которых погибли насильственной смертью, когда они учились в средней школе, то есть с людьми, с которыми в самом начале жизненного пути происходило нечто немыслимое, причем неоднократно.
Тем, кто не переживал в жизни ничего подобного и не изучал специально эту проблему, очень трудно вообразить себе боль этих людей. В самом деле, когда я интервьюировала группу женщин, принадлежавших к наиболее презираемой группе зависимых – группе матерей, употреблявших кристаллический кокаин и куривших во время беременности, – я вспомнила, что один только ужас выслушивания таких историй вызывал у меня желание забыться в наркотическом угаре, что уж говорить о тех людях, которым пришлось пережить все это в реальности. Детство этих женщин было непрерывной чередой сексуального и физического насилия, пренебрежения, смертей, преступлений, болезней, нищеты, ссор и потерь. Такие истории не исключение. По меньшей мере две трети зависимых людей пережили в детстве хотя бы одну травмирующую ситуацию, и чем больше было травм, тем выше риск возникновения зависимости.
Далее, чем сильнее выражена зависимость, тем, в целом, обширнее история детских психических и физических травм. Действительно, от одной трети до половины зависимых от героина людей пережили в детстве сексуальное насилие или растление, причем этот процент у женщин в два раза выше, чем среди зависимых от героина мужчин. В 50 процентах случаев этих сексуальных нападений они были не эпизодическими, а регулярными, обычно со стороны родственников или друзей семьи, которые должны быть в идеале источником помощи и поддержки, а не стресса. Та же самая доля – 50 процентов – зависимых от героина пережила в детстве эмоциональное насилие и физическую заброшенность, что побудило одну группу исследователей назвать это явление, предшествующее возникновению зависимости, «потрясенным детством».
Это, конечно, отнюдь не означает, что всякая наркотическая зависимость есть следствие перенесенной в детстве травмы: в моем случае, как и вообще в одной трети случаев, зависимые не переносят в детстве психических и физических травм. Более того, в большинстве случаев, когда люди переносят тяжелые психические травмы в детстве, они не становятся регулярными потребителями наркотических и иных подобных субстанций: люди – поистине очень выносливые создания. Потребление наркотиков – это только один из способов, помогающих справляться с тяжелыми ситуациями. Поскольку же приспособительное поведение является непременным залогом психологического выживания, способы и проявления такого поведения, усвоенного в детстве и ранней юности, глубоко внедряются в мозг.
Тем не менее травмы и зависимость прочно связаны. Изучение «отрицательного детского опыта» показывает линейную прямо пропорциональную зависимость риска развития зависимости от числа и тяжести таких травм. Одного такого потрясения – потери родителя или присутствие при сцене домашнего насилия – в возрасте до 15 лет достаточно для того, чтобы вдвое повысить вероятность развития зависимости или душевного расстройства. Об этом говорит исследование, проведенное на обширной популяции в Швеции. Другие примеры отрицательного детского опыта: развод родителей, вербальное, физическое или сексуальное насилие; пренебрежение; активная зависимость; явные психические нарушения у членов семьи, а также случаи ареста члена семьи. Если вы вдруг узнаёте, что мир – отнюдь не безопасное место и что положиться нельзя ни на кого, причем узнаёте это в юном возрасте, то эти события могут направить ваше эмоциональное обучение во вполне определенное русло, которое будет всю оставшуюся жизнь определять ваши способы справляться с неблагоприятными ситуациями.
Исследование, проведенное с участием десятков тысяч пациентов госпиталя Кайзера в Сан-Диего, продемонстрировало сильнейшее влияние такого отрицательного опыта. Например, ребенок, перенесший пять эпизодов отрицательного детского опыта, оказывается в семь-десять раз более подверженным риску развития наркотической зависимости, чем ребенок из благополучной семьи. В другом исследовании было показано, что в 64 процентах зависимости она возникает в связи с детской травмой. Риск курения утраивается у людей с пятью или более эпизодами отрицательного детского опыта, а риск алкоголизма увеличивается в семь раз для тех, кто пережил четыре эпизода. Несмотря на то что в некоторых случаях отрицательный детский опыт может быть обусловлен и генетическими факторами (например, психически больной или зависимый родитель – это сигнал об угрозе генетического риска, а кроме того, высокая вероятность нестабильной обстановки в доме), связь между числом травмирующих эпизодов и риском развития зависимости остается неоспоримой.
В наши дни ученые демонстрируют нам то, что романисты, поэты и драматурги знали всегда: травма может навредить не только тому, кого она коснулась непосредственно, она может повлиять и на представителей следующего поколения. Это происходит не только вследствие того, что она влияет на качество исполнения родительского долга, но и потому, что может привести к изменению работы веществ, регулирующих действие генов. Эти нарушения могут повлиять на родительское поведение травмированного индивида, они могут коснуться также формирования сперматозоидов и яйцеклеток, влияя в результате непосредственно на развитие мозга ребенка. Такие изменения называют эпигенетическими – это новый взгляд на то, как разнообразно могут гены влиять на нашу жизнь. Эпигенетика наглядно показывает, что наследственность и среда связаны между собой очень тесно, их невозможно разделить, они взаимодействуют между собой в течение всего процесса индивидуального развития.
