Во-вторых, Джон отличался от других тем, что говорил о том, что он приобрел в результате выздоровления, а не о том, чего лишился. Он рассказал о том, как влюбился и женился. В его глазах светилось неподдельное счастье и радость, которые доставляли ему жена и дети. С удовольствием рассказывал он и о своей карьере и работе активиста, которая приносила ему удовлетворение от сознания своей нужности и полезности. Его представление было очаровательным и оригинальным – совсем не похожим на уловки прежних вербовщиков. Наверное, самым важным для меня было то, что Джон был на самом деле счастлив без алкоголя и наркотиков, а не просто пытался заполучить очередного клиента.
Другие представители всегда упирали на лишение и воздержание. В их глазах не было искренней радости – иногда, наоборот, в них читалась печаль. После иссушающей и скучной вступительной речи о своем грустном наркотическом опыте они принимались рассказывать, что «однажды приняли наркотик», но при этом не упоминали о «людях, местах и окружении», связанных с наркотиками. Из-за всего этого мне никогда не хотелось подписываться на программу. Главная идея всех этих проповедников заключалась в том, что я должна отказаться от своих друзей, перестать слушать «наркотическую» музыку, которая мне нравилась, и вообще избегать всего, что может доставить радость и удовольствие.
Мне, например, говорили, что я должна бросить друга, если он употребляет и продает наркотики. Даже в самые худшие моменты я могла согласиться, что в этом был определенный смысл, но, когда начался процесс моего выздоровления, консультанты сказали мне, что не стоит искать нового друга по меньшей мере в течение первого года. В двадцать лет один год – это целая вечность. Значит, секс и любовь тоже исключались. Концерты, вечеринки, ночные клубы в этом отношении считались «триггерами», которых тоже следует избегать, как будто это не альтернативные источники простых радостей. То же самое касалось людей, с которыми мы в прошлом вместе получали кайф, то есть практически всех моих друзей и подруг. Консультанты хмурились, говоря даже о сахаре и кофеине; в центре они были под запретом, и тайное наслаждение я получала, когда мы с одной девушкой тайком проводили время в комнате каких-то ребят, где объедались конфетами и слушали радио (неудивительно, что это не причинило нам никакого вреда).
Вообще, представители 12-ступенчатых программ, которых я до этого слышала, призывали отказаться от всего, что могло понравиться, – не только от алкоголя и наркотиков, но и от секса, вкусной еды и рок-н-ролла. Единственный порок, который нам разрешали, – это курить сигареты, но я, к несчастью, не курила. Мы вели абсолютно пуританскую жизнь, пробавляясь безвкусными овощами и принудительными занятиями ритмической гимнастики. Беседы, подчеркивавшие такого рода аскетизм, были выдержаны в духе, ненавистном всем студентам, – они были подчеркнуто дидактическими и сосредотачивались на том, что казалось важным учителю, а не на том, что студенты действительно хотели знать и что могли использовать.
Мне и без того было тяжело, когда я представляла себе жизнь без психоактивных веществ, а программа предписывала именно это. В Миннесотской модели предполагается, что всякий, кто страдает наркотической зависимостью, имеет проблемы и с алкоголем. Поэтому все мы посещали программы анонимных наркоманов и одновременно анонимных алкоголиков, независимо от наших конкретных болезненных пристрастий. Сама мысль о том, что мне придется отказаться от друга, подруг, музыки, алкоголя (который никогда не был для меня проблемой) и даже от десертов, внушала мне полную безнадежность.
Джон зашел в этом деле с другой стороны. Он сосредоточился на приобретениях, а не на потерях. Он сказал, что по условиям общества анонимных алкоголиков, если я хочу иметь то, что есть у него, то единственное, что от меня требуется, – это перестать употреблять алкоголь и наркотики и ходить на встречи. Это звучало слишком просто. Но, поскольку консультанты без устали твердили нам, что единственной альтернативой была «тюрьма, психушка или смерть», я решила посещать встречи анонимных алкоголиков. Пример Джона убеждал в том, что все, наверное, не так плохо, как кажется.
Именно тогда начались мои сложные отношения с 12-ступенчатыми программами. Сначала я от души их приняла. Но в конце концов я обнаружила тревожные для меня стороны этого подхода, такие как вредное принуждение пациентов достичь дна и склонность путать морализаторство с медициной. Но без понимания этой системы, являющейся основой американского подхода к реабилитации, эту систему невозможно улучшить. Сторонники 12-ступенчатых программ заявляют, что это способ лечения заболевания. Но на практике самые лучшие их методики опираются на тот факт, что зависимость есть результат нарушенного обучения.
В 1935 году, когда Билл Уилсон и Роберт «доктор Боб» Смит создали общество анонимных алкоголиков, они оба были членами популярного тогда движения Христианского возрождения, известного под названием Оксфордской группы. Ступени были основаны на принципах подчинения Богу, исповеди, возмещении причиненного вреда, молитвах и служении другим в форме прозелитизма. Однако вскоре анонимные алкоголики откололись от Оксфордской группы, которую в свое время основал весьма неординарный проповедник по имени Фрэнк Бухман. (Незадолго до раскола Бухман несколько подмочил свою репутацию, вознося хвалы Гитлеру и призывая нацистскую верхушку обратиться в его истинную веру и стать его последователями.) Общество анонимных алкоголиков должно было стать более экуменической организацией, а Оксфордская группа не пожелала заниматься обращением в истинную веру жалких пьяниц. Таким образом, разрыв состоялся по обоюдному согласию.
Общество анонимных наркоманов, общество анонимных кокаинистов и все другие общества, работающие по 12-ступенчатым программам, просто переписали программу анонимных алкоголиков, поставив на место слова «алкоголь» названия соответствующих веществ, но сами по себе программы практически ничем не отличаются друг от друга. Тем не менее культура каждого отдельного филиала общества может отличаться от культуры остальных филиалов, даже если они работают с зависимыми от одной и той же субстанции.
Так каким же образом еврейская девушка из Манхэттена приняла, а потом начала оспаривать то, что, как я теперь понимаю, было задумано как христианский способ выздоровления? Почему я не отстаиваю 12-ступенчатую программу, несмотря на то что она сильно помогла мне выдержать самые трудные пять лет выздоровления от наркотической зависимости? Ответ сложен, как и все, что касается наркотиков и алкоголя.
У меня все началось в реабилитационном центре, когда я слушала Джона. Я тогда была погружена в среду, где каждый авторитет высказывался в пользу 12-ступенчатой программы как моей единственной надежды. Так как профессиональные медики – от врачей детоксикационной клиники, медсестер реабилитационного центра до одного акушера-гинеколога из общества анонимных алкоголиков – принимали то, что казалось религией, за истинную медицину, я думала, что за этим методом стоит серьезная наука. Так как эти, с виду серьезные, специалисты говорили, что зависимость – это болезнь и что ее лечением является посещение встреч, исповеди и молитвы, я тогда не заметила в этом никакого противоречия, которое теперь является для меня очевидным.
