Словно чтобы намеренно и публично унизить Арахну за самомнение, Афина ткала картины, запечатлевавшие цену, уплаченную смертными за наглость тягаться с богами — или ставить себя выше их. Первой она показала царицу РОДОПУ и царя ГЕМА из Фракии, которых превратили в горы за то, что они сравнивали величие своей пары с величием Геры и Зевса. На другой Афина выткала образ ГЕРАНЫ, царицы пигмеев, заявившей, что ее красота и важность намного выше, чем у Царицы небес, и разгневанная Гера превратила ее в журавлиху. В том же углу Афина выткала АНТИГОНУ, волосы которой превратили за подобную же дерзость в змей
[202]. Наконец, Афина украсила края своей работы узорами из ветвей оливы — дерева, священного для нее, — после чего встала, получив причитавшиеся восхваления.
Арахне хватило учтивости присоединиться к аплодисментам. Ум у нее метался столь же стремительно, как и Афинин челнок, и она сообразила, что именно выткет. Ее будто обуяло безумие. Поневоле соревнуясь с олимпийской богиней, она теперь желала показать всему свету не только себя как лучшую ткачиху, но и то, что люди — лучше богов во всех отношениях. Ее выводило из себя, что Афина выбрала сначала столь грандиозную тему — рождение и восхождение олимпийских богов, а затем изобразила эти неуклюжие байки о наказанной гордыне. Что ж, сыграем в шарады. Уж Арахна ей покажет!
Она уселась, хрустнула пальцами и начала. Первыми под ее летучими пальцами возникли очертания быка. На нем ехала юная дева. Следующая картинка — бык взмывает ввысь над морем. Девушка оглядывается за волны, на перепуганных юнцов, бегущих к скальному обрыву. Возможно ли такое? Не сцена ли это совращения Европы, а те мальчишки — Кадм и его братья?
По толпе зрителей, напиравших со всех сторон, чтобы получше видеть, прокатился ропот. Следующая череда образов совершенно прояснила, что у Арахны на уме. АСТЕРИЯ, дочь титаниды Фебы и титана Коя, — от отчаяния она превращается в куропатку, лишь бы избежать жадного внимания Зевса, обернувшегося орлом. Рядом Арахна выткала изображение Зевса в виде лебедя и как он навязывает себя ЛЕДЕ, жене ТИНДАРЕЯ. А вот и танцующий сатир гонится за красавицей Антиопой; рядом — похотливый бог, претворяющий самую странную свою метаморфозу — поток золотого дождя и в этом своем воплощении явно оплодотворяющий узницу ДАНАЮ, дочь АКРИСИЯ, царя Аргосского. Многие эти совращения и соблазнения стали предметом пересудов среди смертных. Воплощение их в цветном шелке было для Арахны непростительно. Возникли и дальнейшие сцены похождений извращенца Зевса — бестолковая нимфа Эгина и милая Персефона, поруганные Зевсом, превратившимся в ужа. Слух о том, что Зевс таким способом овладел Персефоной, собственной дочерью от Деметры, ходил и прежде, но явить его вот так, как Арахна, — святотатство.
И все же Зевс был не единственным богом, чьи саги об извращениях она выписала нитью. Она принялась за сцены с участием Посейдона: морской бог возник сначала в виде быка, скачущего за перепуганной АРНОЙ Фессалийской, затем под личиной речного бога ЭНИПЕЯ, чтобы завоевать милую Тиро, и наконец в обличье дельфина — в погоне за обворожительной МЕЛАНТЕЕЙ, дочерью Девкалиона.
Далее — хищные выходки Аполлона: Аполлон-ястреб, Аполлон-лев, Аполлон-пастух, и все они портили девиц без жалости и стыда. Диониса тоже запечатлели — как он превращается в крупную гроздь винограда, чтобы обмануть красавицу ЭРИГОНУ, как в припадке гонора превращает АЛКИФОЮ и МИНИАД
[203] в летучих мышей — за то, что они посмели предпочесть созерцательную жизнь бешеному разгулу.
Все эти и многие другие случаи припомнило искусство Арахны. У них имелся общий сюжет: боги предательски и зачастую грубо используют смертных женщин. Арахна завершила работу, отделав ее узорчатой кромкой переплетенных цветов и ивовых листьев. Закончив, она спокойно сдвинула челнок к краю и встала потянуться.
Награда
Зеваки отшатнулись в ужасе — и зачарованные, и встревоженные. От безрассудства этой девушки захватывало дух, но в высочайшем мастерстве и художественности, с какими эта смелая, пусть и богохульная работа была выполнена, ей не откажешь.
Афина подступила проверить каждый дюйм поверхности и не отыскала ни единого изъяна или оплошности. Безупречно. Безупречно, однако все равно святотатственно и недопустимо. Без единого слова она разорвала полотно в клочья. Наконец, не в силах справиться с яростью, она схватила челнок и метнула его Арахне в голову.
Боль от удара челноком будто вернула Арахне рассудок. Что она натворила? Что за безумие овладело ею? Не позволит она себе прясть никогда, ни за что. За эту наглость ее заставят платить ужасную цену. Кары, какие навлекали на себя девушки, чьи судьбы она сама и запечатлела, — ничто по сравнению с тем, что обрушат на Арахну.
Она подобрала с пола толстую пеньку.
— Нельзя мне ткать — не буду жить! — вскричала она и выбежала из лачуги, и никто не успел остановить ее.
Зрители столпились у окон и у открытой двери и смотрели, застыв от ужаса, как Арахна бежит по траве, забрасывает веревку на ветку яблони и вешается. Все разом обернулись к Афине.
Слеза скатилась по щеке богини.
— Неразумная, неразумная девчонка, — проговорила она.
Афина двинулась прочь из дома к яблоне, толпа наблюдателей последовала за ней в устрашенном молчании. Арахна болталась на веревке, пучились на лице мертвые глаза.
— Такой талант не умрет никогда, — произнесла Афина. — Все дни свои будешь ты прясть и ткать, прясть и ткать, прясть и ткать…
Тут Арахна стала сжиматься и сморщиваться. Веревка, на которой она висела, вытянулась в тонюсенькую прядку блестящего шелка, Арахна подтянулась по ней — не девица уж больше, а созданье, которому суждено будет без отдыха прясть и ткать.
Вот так появился первый паук — первая арахнида. Не наказание это, как некоторые считают, а награда за победу в великом поединке, награда великому творцу. Право вечно трудиться и создавать шедевры.
Другие метаморфозы
Мы уже видели, как боги превращают мужчин и женщин в животных — из жалости, зависти или в наказание. Но так же, как люди, бывали они не только заносчивы и мелочны, но и движимы страстью. Смертная плоть, как мы уже поняли, влекла их не меньше бессмертной. Иногда их порывы оказывались не одной лишь примитивной похотью — они и по-честному влюблялись. Есть много историй о богах, что гонялись за юными красавцами и красавицами и превращали их в животных, в новые растения и цветы и даже в скалы и потоки
[204].
