– Тогда за мной!
И они двинулись гулкими коридорами, заглядывая в комнаты, где пока царил полный хаос, – не один месяц потребуется, чтобы завершить внутреннюю отделку, – очутившись наконец в дальнем вестибюле, откуда был ход в кухню. Установив кресло Алекса напротив новенькой двери, Антон нажал кнопку, и дверь бесшумно скользнула вбок.
Алекс вытянул шею.
– Так это лифт?!
– Правильно, месье детектив, – расплылся Антон. – И моя новая любимая игрушка. Прокатимся?
Они вошли в кабину, Антон снова нажал кнопку, дверь закрылась, и Алекс, подняв глаза на Эмили, одними губами выговорил: «Спасибо!»
– Вот еще, это для меня сделали, мне на старость, когда не смогу подниматься по лестнице, – отмахнулась она. – Ну и если ты вдруг решишь погостить недолго.
Эта фраза стала семейной шуткой. После приезда Алекса прошел год, и хотя никаких планов насчет совместного будущего они не строили, в равной мере оба не мыслили себе жизни врозь. Радостно встречали новый день, благодарно его провожали, отмечая про себя, что все больше нужны друг другу, что душевная привязанность становится прочней и глубже.
Что до Антона, они с Алексом вступили в общество взаимного восхищения с самого первого дня. Толковый, пытливый мальчик нашел в Алексе наставника, тот с удовольствием делился знаниями, и Эмили не могла не отметить, что это общение, не только интеллектульное, но и сердечное, благотворно для обоих. Так образовалась семья, со стороны выглядевшая странной, но они трое нашли друг в друге все, что искали.
Антон о своих корнях по-прежнему ничего не знал, но вскоре отношения между ними придется узаконить. Антона необходимо усыновить, чтобы он мог носить принадлежащую ему по праву фамилию и со временем унаследовать шато. Возможно, после того и они с Алексом поженятся, но торопиться не стоит. Жизнь прекрасна как она есть.
Эмили бросила взгляд на возбужденное лицо Антона. Лифт остановился, они вышли на просторную лестничную площадку.
– Господи, да тут можно шатер разбить и сделать парковку на двести мест! – воскликнул Алекс. Эмили сделала знак Антону повернуть налево.
– Как ты смотришь на то, если мы поселимся здесь? – спросила она Алекса, проходя в родительскую когда-то спальню, а оттуда – в бывшую гардеробную матери, где теперь была устроена ванная со всеми приспособлениями, необходимыми Алексу, чтобы он чувствовал себя полностью независимым. – Кафель еще не положен и плитка. Я подумала, ты захочешь сам выбрать цвет и рисунок.
– Я теряю дар речи, моя дорогая, спасибо тебе, – опять растрогался Алекс.
– И нет, мы не будем пользоваться одной ванной, – рассмеялась она. – Моя гардеробная и ванная комната – вон там, – показала она, в то время как Алекс выкатился на середину спальни. – А как тебе вид из окна?
– Просто ошеломительный, – отозвался Алекс, глядя в высокое окно на сад и виноградники, волнистыми рядами уходящие вдаль, к Гассенскому холму. – Давно я не смотрел ни на что сверху вниз, – его голос от волнения охрип.
– Алекс, пойдем посмотришь мою спальню! – перебил его Антон. – Эмили сказала, я сам могу выбрать цвет, когда будут красить, – при условии, что это не черный…
Эмили, улыбнувшись им вслед, присела на подоконник, подставив лицо струящемуся в окно свету. Два года назад здесь умирала ее мать. Теперь, глядя в то же окно, она испытывала самые противоречивые чувства. Думала об отце, который, лишившись любимых людей, замкнулся в себе и своей библиотеке. Она даже прониклась сочувствием к матери. Из ее любовных писем к отцу стало ясно, что Валери его обожала. Похоже, изо всех сил она старалась добиться любви и внимания от человека, слишком израненного, чтобы делиться собой с другими. Так и вышло, что большую часть своего замужества Валери провела одна, в Париже.
То, что внук Софи вернется в свою семью, и то, что она приняла Антона из чистого сострадания и ощущения родства, родства не по крови, а по душе, в какой-то мере исправляло свершившуюся в прошлом несправедливость. Круг замкнулся, начинался новый рассвет.
Эмили оторвалась от окна, неспешно пошла к своим мальчикам и, выходя из спальни, в дверях, остро вдруг поняла, что несчастная сердитая девочка, которая два года назад кричала и плакала над безжизненным телом матери, наконец повзрослела.
– Должен признать, что теперь, когда я близко познакомился с моей ванной, мне не терпится въехать в эти апартаменты, – сказал вечером Алекс, укладываясь возле нее в постель. – Я говорил с прорабом, он обещает, что еще месяца три – и можно перебираться, так что Рождество встретим уже в шато. И между прочим, пришел имейл от моих поверенных. Себастьян нашел покупателя на Блэкмур-Холл. Я думаю, он вне себя от восторга. И, зуб даю, попытается отхватить ломоть от моей доли. – Алекс усмехнулся. – Мой юрист говорит, на доме долгов на триста пятьдесят тысяч фунтов, – как раз та сумма, на которую превышен банковский кредит брата, – Алекс поерзал, подпирая подушку рукой. – Я уверен, все, что он сумеет выжать с этой продажи, испарится за год. Впрочем, Белла знает его давно и, думаю, очень неплохо. Наверное, любит, раз готова с этим мириться. Кстати, а про развод что-нибудь слышно?
– Только то, что Себастьян выдвинул новые, еще более возмутительные требования. Разумеется, того, что ему хочется, он не получит, но я почти готова заплатить, лишь бы отделаться. И гонорар юристов, сдается мне, превысит сумму отступных.
– И мое присутствие в этом раскладе наверняка не упростило дело, – вздохнул Алекс. – Себастьян сумел представить себя невиновным, изобразив тебя вертихвосткой, а меня – наглецом, который прямо из-под носа увел у него жену.
– Да уж можешь не сомневаться… – Эмили помолчала. – Послушай, Алекс, есть кое-что, о чем я тебе не говорила. Понимаешь, я пригласила одного человека… Он завтра приедет. В тот момент мне казалось, что идея отличная, а теперь я как на иголках…
– Ну так, значит, самое время мне все рассказать.
Жак дремал у огня, когда с улицы послышался шорох колес по гравию и хлопнула автомобильная дверца.
Зима выдалась холодная, долгая, его снова мучил бронхит. Он гадал, как делал каждую зиму, доживет ли до лета. Кухонная дверь распахнулась. Он вспомнил, что Эмили обещала привезти на обед гостя.
Первым в гостиную вошел Жан.
– Папа, не спишь?
– Не сплю, – Жак открыл глаза.
– Папа, – Жан взял его за руку. – Эмили привезла кое-кого с тобой повидаться.
– Здравствуйте, Жак! – воскликнула Эмили, ведя за собой гостя. Жак пригляделся. То был старик, под стать ему самому. Высокий, прямой, хорошо одетый.
– Жак, – произнес тот. – Вы меня помните?
По-французски он говорил с сильным акцентом. Кого-то Жаку этот человек напоминал, но он силился узнать лицо.
– Полвека прошло, даже больше, с тех пор как мы стояли вдвоем в этой же самой комнате, – подсказал старик.
