– Прости, но – нет, я не знаю! Не могу тебе объяснить, но я сама как в мышеловке! Мне приказали не разговаривать ни с кем, кто может проследить мою связь с человеком, о котором я тебе говорила.
– Господи, Кон! – воскликнула Винишия, резко остановившись прямо посреди тротуара. – Ну что ты такое несешь? Ты английский агент! Мне глубоко наплевать, кто этот человек, интересы которого ты так рьяно блюдешь, или чем он запудрил тебе мозги. Но я – и те, кто участвует в подготовке завтрашней операции, – мы знаем, что если она удастся, тысячи французов не схватят и не отправят в Германию, на рабский труд. Нам позарез нужна твоя помощь! Ты должна знать, откуда я могу послать радиограмму! – с отчаянием в голосе сказала она. – Если я вечером этого не сделаю, все пропало…
Не сразу, с неохотой, она снова взяла Конни под руку, и они молча пошли дальше.
Конни, прижимая к себе худенький локоток Винишии, металась в сомнениях. Она запуталась в паутине, в тонких шелковых нитях правды и лжи, нитях, ведущих куда угодно и никуда. Да, она в нравственном тупике. Да, она потеряла представление о том, кому верить и кому доверять. Однако сейчас, рядом с Винишией – измученной, изголодавшейся, отчаявшейся – Конни, которую и без того мучила вина, снова попала под действие обязательств, с которыми была сюда послана.
– Знаешь, можно попробовать дом на рю де Варенн… Но это опасно, – сказала Конни. – Ты сама знаешь, там часто бывают немцы.
– Да наплевать. Эти свиньи часто не видят, что творится у них прямо под носом.
– Нет, Винишия, это, конечно же, риск! Но ничего другого я предложить не могу… – говорила Конни, просчитывая в уме, что Эдуарда сегодня ночью не будет и что в саду есть дверь, которая ведет в подвал. Она пользовалась ею летом, когда налеты заставали ее в саду. Но вдруг налет случится как раз сегодня? Вдруг кто-то увидит, как Винишия входит в дом? И вдруг кто-то из близнецов фон Вендорфов явится к ним с визитом – и как раз тогда, когда Винишия в подвале начнет свою передачу?
– Если честно, Кон, мне уже все равно, – со вздохом сказала та. – Явочные квартиры в Париже почти все провалены. А потом, кому придет в голову, что радисту хватит духу вести передачу из дома, куда заходят немецкие офицеры? – Винишия заглянула Конни в глаза. – Нет, ты все-таки скажи, ты абсолютно уверена, что ты с нами? – И она засмеялась. – Впрочем, если нет, я так и так погорела, так что какая разница?
Конни поняла, что Винишия требует доказательств, и ничего не остается, как принять неизбежное. Что бы там ни было, независимо от последствий, от нее требуется делом доказать свою верность родной стране и подруге.
– Договорились, я тебе помогу.
Конни вернулась домой и под тем предлогом, что во время последней бомбежки забыла в подвале книгу, взяла у Сары ключ и отперла подвальную дверь, от которой взбегали ступеньки в сад, а потом вернулась в гостиную посидеть с Софи. Та тонкими пальчиками скользила по брайлевскому изданию Байрона, и счастливая улыбка блуждала по ее лицу. Конни не сиделось на месте. В полседьмого она, сославшись на головную боль, сказала, что ужинать будет у себя в комнате.
В восемь она спустилась, чтобы сказать Саре, что поскольку гостей вечером не будет, та может отдыхать. Софи уже была в своей комнате, а Конни, нервничая, мерила шагами свою, то и дело поглядывая на часы. Винишия, думала она, наверняка уже сидит внизу, в подвале, а бедная, невинная Софи знать не знает, что женщина, которую брат принял под свой кров, предает его доверие, подвергая опасности всю семью!
Так прошел еще час.
В десять вечера Конни на цыпочках прокралась вниз и на пути в подвал – проверить, ушла ли Винишия, и добралась уже до кухни – услышала тихий стук в парадную дверь. Сердце ушло в пятки. Приоткрыв дверь из кухни в вестибюль, она увидела, что парадную дверь отворяет Софи, сумевшая самостоятельно спуститься по лестнице. Переступив порог, ее обнимал Фредерик.
Конни, закусив губу, отпрянула в тень, гадая, что происходит. Надо полагать, эти двое договорились о встрече. Десять вечера – сомнительный час для какого угодно визита, не говоря уже о том, чтобы джентльмену в отсутствие третьих лиц посетить даму. Вот ситуация! И еще подумаешь, чего опасаться больше – того, что пострадает репутация и девичья честь Софи, или того, что британская радистка сидит в подвале, а немецкий офицер – на первом этаже, прямо над ее головой.
А пусть их, решила Конни. Фредерику, когда он смотрит в глаза Софи, ни до чего нет дела.
Убедившись, что они скрылись в гостиной, она взлетела по лестнице к себе в комнату. Села у окна, страстно желая, чтобы ночь поскорее кончилась и разгорелся рассвет. Но вскоре она опомнилась. Как можно быть такой эгоисткой? Винишия и другие ее собратья бессчетное число раз на дню подвергают себя смертельному риску. Что по сравнению с этим одна несчастная ночь?
Наконец с первого этажа послышались шаги, а потом – скрип ступеней, и наверху, рядом, щелчок дверного замка.
Конни перевела дух. Фредерик, видимо, ушел, а Софи легла спать. Странно, правда, что она не слышала, как закрылась входная дверь, но гость, наверное, постарался, покидая дом, не производить шуму.
Она широко зевнула. Напряжение отпустило, нахлынула усталость. Упав на подушку, Конни провалилась в глубокий сон и не слышала, как тихо закрылась входная дверь, когда над Парижем разгорелся рассвет.
Глава 15
Блэкмур-Холл, Йоркшир, 1999
Себастьян расплатился с таксистом, достал из багажника чемодан Эмили. Густо валил снег. Эмили повернулась, чтобы бросить первый взгляд на Блэкмур-Холл, и увидела мрачное здание красного кирпича в готическом стиле. Каменная горгулья угрожающе нависала над аркой входной двери, ухмылялась пустым ртом, зубы съедены непогодой, голова увенчана шапкой снега.
Снега было столько, словно дом не в Северном Йоркшире, а где-то в Сибири. Вокруг пусто, бело, безлюдно. Эмили пробрала дрожь – и от холода, и унылого вида.
– Надо же, едва успели, – подойдя, сказал Себастьян. – Хоть бы таксист на обратном пути не застрял! – Эмили взглянула на такси, которое пробивало себе дорогу в снегу. – К завтрашнему дню тут будет ни пройти ни проехать.
– Хочешь сказать, мы будем отрезаны от мира? – спросила Эмили, бредя ко входу в дом. Снегу было по щиколотку.
– Да, такое в наших краях не редкость. К счастью, у нас есть «Лендровер», а у соседа – трактор, который всегда в нашем распоряжении.
– Когда во Французских Альпах идет снег, там умудряются управляться так, что дороги всегда проходимы.
Себастьян, взявшись за большую, покрытую эмалью дверную ручку, повернул ее.
– Добро пожаловать в Англию, моя французская принцесса, в Англию, где любая перемена погоды грозит остановить жизнь, – рассмеялся он. – Добро пожаловать, Эмили, в мое скромное жилище.
Себастьян распахнул дверь, и они вошли в холл, явивший собой разительный контраст с белым простором, расстилающимся вне этих стен. Все было отделано темным деревом: стенные панели, тяжеловесная, ненарядная лестница, и даже огромный камин, к которому первым притягивался взгляд, украшала массивная резьба. Увы, в камине не пылал веселый огонь, и температура в доме почти не отличалась от уличной.
