– Прошу вас, если у вас или кого-то из подпольщиков будет случай встретиться с моей сестрой, передайте ей это – и она поймет, что я жив.
– Что-нибудь придумаю и передам непременно, – пообещала Винишия, сунув сверток в рюкзак.
Уже у люка Эдуард в последний раз обернулся.
– Удачи, мой ангел! Я буду молить Бога, чтобы мы встретились снова.
Он вошел в самолет, и маленький люк закрылся. Винишия, не отрывая глаз, следила, как самолетик рулит по земле, набирает скорость, подпрыгнув, взлетает и разворачивается в сторону Ла-Манша.
– Пойдем, Клодетт, время не ждет, – проговорил ее товарищ Тони, тот, что подавал знаки фонариком. Он взял ее за руку и повел через поле. Глядя на яркое ночное небо с полной луной, превратившей схваченное инеем поле в сверкающую сказочную страну, Винишия со смутной тоской подумала, что Эдуард де ла Мартиньерес – человек, которого наконец-то она смогла бы по-настоящему полюбить.
Днем позже, передав сверток Эдуарда связному, который направлялся на юг, Винишия поездом вернулась в Париж. Прибыв на новую конспиративную квартиру, в прихожей она с облегчением сбросила рюкзак и поспешила на кухню, чтобы вскипятить воду для чая.
– Добрый вечер, фройляйн. Очень рад, что могу с вами познакомиться.
Повернувшись на голос, она застыла на месте под ледяным взглядом бледно-голубых глаз полковника Фалька фон Вендорфа.
После недельного пребывания в гестапо, где ее допрашивали и пытали, ничего не добившись, Винишию вывели во двор. Солдат, привязывая ее к столбу, смотрел на нее с отвращением.
– Дали бы девушке последнюю сигаретку, – с вымученной улыбкой проговорила она.
Он раскурил сигарету, сунул ей в рот. Пару раз затянувшись, Винишия мысленно попрощалась с родными. Но в тот момент, когда палач целился ей в сердце, она думала о поцелуе Эдуарда де ла Мартиньереса.
Глава 25
Гассен, юг Франции
1999
Жак, посерев от усталости, замолчал.
– Довольно, папа, тебе нужно отдохнуть, – распорядился Жан. – Пойдем, я отведу тебя наверх.
– Но я должен досказать эту историю… Я еще не закончил…
– На сегодня хватит, пойдем. Времени у нас достаточно. Может быть, завтра продолжим. – И он повел отца к двери.
Оставшись одна, Эмили, глядя в огонь, представляла себе Винишию. Смелая и веселая красавица, перед самой гибелью она полюбила ее отца…
Жан, сбежав с лестницы, устроился у каминной решетки.
– Вот ведь история, а? – пробормотал он.
– Да. И надо же, всюду любовь! Как жаль мою тетю – если бы не роман с немцем… ее жизнь могла бы сложиться иначе…
– Ну, нам же известно, что сталось после войны с француженками, которые проводили время с врагом. Их брили наголо, мазали дегтем, обваливали в перьях и даже расстреливали соседи…
Эмили содрогнулась.
– И из всех мужчин Софи выбрала…
– Разве мы выбираем, кого полюбить, Эмили? – тихо спросил Жан.
– А ребенок, которого родила Софи? Он тоже умер?
– Кто знает? Придется нам подождать, когда папа доскажет, как все вышло. Но знаешь, сдается мне, Фредерик был человеком неплохим. Где ты родился, когда – всего лишь игра случая. Разве человек сам выбирает свою участь? Разве по своему выбору идет воевать? В те годы выбора у них не было, что бы они там себе ни думали, на чьей они стороне.
– Сколько же им всего выпало… – вздохнула Эмили. – Это, знаешь, совсем по-иному представляет наше существование…
– Вот именно. Слава Богу, после двух мировых войн Запад усвоил уроки. На хотя бы какое-то время, – проговорил Жан. – Но война неизбежна; это в человеческой натуре – желать перемен и не ценить мира. Грустно, но это так. И случается, критические обстоятельства проявляют в человеке лучшее, что в нем есть. Твой отец определенно спас Констанс, когда сам пошел в кафе предостеречь Винишию. А Констанс подвергла себя самым ужасным испытаниям, какие могут выпасть на долю женщины, чтобы уберечь Эдуарда. Но, разумеется, в человеке могут проявиться и качества самые отвратительные. Как это было с Фальком. Чрезмерная власть опасна для того, кто ею обладает.
– Тогда я рада, что у меня никакой нет, – с улыбкой ответила Эмили.
– Еще как есть, Эмили! – возразил ей Жан. – Что за привычка себя недооценивать! Ты красивая, умная и добрая женщина. Уже этого обычно достаточно, но тебе повезло родиться в старинной, благородной и небедной семье. Тебе много, очень много дано! Подумай об этом, а я пошел спать, мне, как всегда, вставать с птицами.
– Да, конечно. И ты прав, Жан. Мне дано много, и, может быть, только сейчас я учусь это ценить…
– Вот и отлично! – Жан встал. – Что ж, увидимся утром!
– Спокойной ночи!
Чуть позже, лежа на старенькой кровати в спаленке, где, судя по всему, жила в былые времена Констанс, слыша, как шумит вода в общей ванной, где моется Жан, как щелкнул потом замок его двери, Эмили думала о том, что Жан и его отец – это все, что осталось у нее от родных. Утешившись мыслью, что они у нее есть, она заснула.
Наутро, спустившись в кухню, она сразу увидела, что Жан встревожен.
– Папа задыхается, я вызвал врача. Кофе?
– Да, спасибо. Я могу как-то помочь?
Заметив, как она огорчена, Жан приобнял ее за плечи.
– Нет, он просто старый и слабый. Мне жаль, Эмили, но сегодня он нам ничего не расскажет.
– О чем ты говоришь! Важнее всего, чтобы ему стало легче.
– Давай договоримся, что ты поскорее вернешься, чтобы узнать, что было дальше, – Жан улыбнулся. – Кров и стол для тебя всегда наготове.
– Возможно, в следующий раз я привезу с собой мужа. Это ведь история и его бабушки.
– В самом деле. Послушай, ты позавтракаешь одна? Мне нужно кое-что сделать до того, как приедет врач. Я только надеюсь, что отца не увезут в больницу. Он там в последний раз просто измаялся. Но в любом случае до твоего отъезда еще увидимся. – Жан кивнул и вышел из кухни.
Позавтракав, Эмили поднялась наверх, чтобы собрать свои вещи. За стеной слышался кашель Жака. Осторожно постучав в его дверь, она заглянула в комнату.
– Можно войти?
Жак приглашающе махнул рукой.
Глаза его были открыты и, подходя, она со страхом подумала, что это бесцветное, усохшее тело напоминает ей, то как мать выглядела перед смертью. Присев на край кровати, Эмили улыбнулась старику.
– Я хотела сказать спасибо за вчерашний вечер. С нетерпением буду ждать, когда вы поправитесь и сможете рассказать, что там было потом.
Жак, открыв рот, издал скрежещущий хрип.
– Не нужно говорить, отдыхайте, – ласково проговорила Эмили.
