– Полагаю, Алекс вам ничего не рассказывал?
– Ни слова. Наотрез отказался говорить и о брате, и о прошлом вообще.
– Он человек порядочный, этого у него не отнять. Ну что ж, – экономка хлопнула себя по коленям. – Надеюсь, я делаю то, что должно. Однако помните, вы сами меня попросили!
– Хорошо, – пообещала Эмили.
– Вы, наверное, знаете, что мамаша родила их в коммуне хиппи, в Америке, неизвестно от кого, а потом маленькими сюда привезла?
– Да, – кивнула Эмили, с напряжением вслушиваясь, чтобы получше разобрать йоркширский диалект.
– Они были как две горошинки в стручке, с разницей всего в полтора года, и милее малышей я в жизни не видела! И хотя старший из них – Себастьян, с самого начала сомнений не было, что Господь поцеловал младшего. Алекс читал и писал, когда ему еще и четырех не исполнилось, и такой был ласковый и милый, что всегда добивался, чего хотел. Я так никогда не могла отказать ему в куске пирога, даже перед обедом! – миссис Эрскин тихонько посмеялась. – И вылитый ангел, с огромными карими глазами. Поймите меня правильно, миссис Карратерс, не хочу быть несправедливой, ваш муж, он тоже был славный паренек, но не так одарен, как Алекс, что тут поделаешь. Он и толковый был, и на вид неплохой, но с Алексом – никакого сравнения. И, понятное дело, из кожи вон лез, чтобы вырваться вперед, но Алекс всегда побеждал, даже не шевельнув пальцем. – Вздохнув, она покачала головой. – И бабушка их в Алексе просто души не чаяла, что дела тоже не облегчало…
– Понятно. Бедный Себастьян!
– Вот и я говорю, милая, и с возрастом все стало только хуже. При всякой возможности поставить Алекса под удар Себастьян ее не упускал. Надо же ему было хоть в чем-то побеждать, верно? И всегда говорил, что это Алекс начал, а сам всегда без единого синяка.
– Понятно, – неприятно пораженная, снова сказала Эмили. – А Алекс лез в драку?
– Нет, – миссис Эрскин поморщилась. – Никогда. Он обожал брата и хотел только одного – ему угодить, и если Себастьян говорил, что виноват Алекс, тот кивал, ни слова не возразив. Ваш муж с детства обладал даром убеждения, будто белое – это черное. – Она покачала головой. – Дела пошли лучше, когда Себастьяна послали в частную школу, и он приезжал на каникулы, хвалясь своими успехами. Но потом в ту же школу отправили документы Алекса, он мигом получил стипендию и уехал, а мы предвещали ему великое будущее. И тут мадам Констанс – то есть миссис Карратерс – стала получать письма из школы, что от Алекса одни неприятности. Мы понять ничего не могли, ведь добрее и мягче мальчика на свете не было, ему всегда было интересней сидеть с книгой, чем драться. Но как бы то ни было, через год его исключили из школы и послали домой. Вроде как пожар он устроил в только что выстроенном спортивном зале.
– Неужели?
– Из школы написали, что да, а сам он ни слова не проронил, хотя мы с бабушкой допрашивали его с пристрастием. Ну, у меня есть свои подозрения, – миссис Эрскин со значением подняла бровь, и Эмили ее поняла. – Алекса отдали в местную школу, куда, правду скажу, я и своих детей не отправила бы. Никуда не годная школа, и Алексу там было совсем не место. Ненавидеть он ее ненавидел, но экзамены все равно сдавал с блеском, и ему выделили место в Кембридже. Бабушка его была на седьмом небе, что любимый мальчик ее все одолел. А Себастьяну, на учебу которого денег не жалели, еще повезло, что его приняли на отделение истории искусств в Шеффилде.
Женщина остановила рассказ, глотнула чаю. Эмили смирно сидела, ожидая продолжения.
– Ну вот, лето, перед тем когда Алексу предстояло ехать в Кембридж, наши мальчики наслаждались вкусом взрослой жизни. Алекс накопил денег на машину, и они вместе ездили на ней в паб. Автомобильчик был старенький и двухместный, но Алекс им страшно гордился, – она вздохнула. – И вот однажды вечером он домой не приехал, а явилась полиция. Алекс попал в аварию, столкнулся с другой машиной. Пьян был в стельку, и его посадили в камеру протрезвиться. Слава богу, никто серьезно не пострадал, только обе машины всмятку, годились лишь в металлолом. Алекса обвинили в вождении в нетрезвом виде, и в Кембридже принять его отказались, раз он был под судом.
– Кошмар, – пробормотала Эмили. – Впрочем, Себастьян говорил, что у Алекса проблемы с алкоголем. Возможно, это было начало…
– А я на это вам скажу, – миссис Эрскин покачала головой, – что до того раза он, садясь за руль, никогда ни капли спиртного не принимал. Так гордился своей машиной, что не стал бы подвергать ее риску. Он и сейчас клянется, что пил в тот день один апельсиновый сок… И как алкоголь попал ему в жилы, ума не приложу. В общем, мечты про университет рухнули, и осенью он на те деньги, что скопил, работая в местной лавке, уехал за границу. И пять лет мы о нем ничего не знали…
– Да, Себастьян говорил мне, что он исчез.
– Пропал бесследно. И не писал – бабушка все глаза выплакала, не знала, жив он или мертв. А потом раздался звонок из французской больницы, нам сообщили, что он, можно сказать, на пороге смерти. Я в наркотиках, милочка, ничего не понимаю, но он, похоже, чего только не попробовал. Мадам Констанс немедленно к нему полетела.
– Она поместила его в частную клинику, да?
– Да, и он вернулся домой чист как стеклышко, но вскоре опять уехал, и увидела я его только через четыре года. Даже на похороны бабушки не явился. – Миссис Эрскин прослезилась. Достав из-под манжеты носовой платок, она высморкалась. – Простите, милочка, я просто вспомнила, как мадам Констанс все время о нем спрашивала, до последнего дня, не приехал ли. Но мы не знали, где он, некуда было написать. Так что она так с ним, с ее мальчиком, и не простилась. Думаю, Алекс и сам себя не простил, что его тут не было. Бабушку он обожал, в этом можно не сомневаться.
– Я уверена в этом…
– Он, правда, говорит, что часто писал домой и адрес обратный указывал, но мы ни единого письма не получили, ни единого! – Она помолчала. – В общем, наверное, сказался шок, что бабушки больше нет, – Алекс остался здесь и взялся за ум. Поговаривал, что, пожалуй, станет учителем. Прямо изнутри переменился… Или, вернее, – улыбнувшись сквозь слезы, поправилась она, – стал таким, каким был в детстве. Себастьян перебрался в Лондон, и я была рада, что Алекс взял бразды правления на себя, потому что у меня уже голова шла кругом. И тут как-то на выходные объявился из Лондона ваш муж. Вспыхнула ссора, из-за чего, не знаю, и я вижу, как Алекс выскакивает из дома, садится в машину и включает мотор. Но не успел он уехать, как Себастьян уселся с ним рядом. Машина рванула по дорожке, я занялась своими делами, и тут опять звонок из больницы, оба мальчика там. Вы, конечно, знаете, что ваш муж отделался легким испугом, а Алексу досталось хуже некуда.
– Он снова был пьян, да?
– Нет, милая, – миссис Эрскин потрясла головой, – это вы перепутали. Пьян он был, когда попал в первую аварию. На этот раз вина лежит на водителе другой машины, той, которая налетела на Алекса. Когда дошло до суда, анализы показали, что в крови Алекса ничего не было, и его оправдали. Только теперь он парализован до конца своих дней. Что за судьба такая, думаю я порой. Ходит беда за ним по пятам… А когда его выписали из больницы, ваш муж мне объявил, что опекунство над братом он берет на себя, и никаких пререканий. Я-то рассчитывала, что стану ухаживать за Алексом сама, ему со мной было бы проще, но ваш муж заявил на это, что мне и без того есть чем заняться.
