– Так почему же вы решили уйти от нас?
– Как бы вам это сказать… Я понимаю, что ваш муж делает все возможное, чтобы помочь брату, но сиделок он нанимает таких, что я бы их близко к дому не подпустила! – Миссис Эрскин поморщилась. – И понятно, что Алекса они раздражают. Поневоле подумаешь, что ваш муж выбирает худших. Хуже не бывает. А если вдруг попадется приличная, с которой Алекс подружится и начнет ей доверять, то Себастьян мигом найдет в ней изъян и ее выставит! И понятно, что поначалу Алекс нуждался в постоянном уходе, но теперь-то он стал здоровей и сам со многим справляется! А еще – вы ведь знаете, тем, кто ухаживает за инвалидами, выплачивают пособие – так вот, ваш муж его получает, мне это точно известно. Может, ему и правда эти деньги нужны… Не знаю…
Эмили сидела затаив дыхание, переваривала услышанное. Значит, Себастьян получает деньги на Алекса…
– Повторю еще раз. Я должна верить, – бывшая экономка, виновато взглянув на гостью, подчеркнула: – должна верить, что ваш муж печется об интересах брата. Но дома-то, что ни говори, его часто нет, он то и дело в Лондоне. А я всегда там, и эти вечные склоки, ссоры и смены сиделок никому не в радость, и мне тоже. А уж последняя… – Она закатила глаза. – Уж если Алекс запустил в нее чашкой, то я и подавно бы запустила. Пила она, извините меня, как лошадь! Сколько я пыталась втолковать это вашему мужу, но у него как пробки в ушах! И терпению моему пришел конец, исстрадалась я за мастера Алекса и ушла. Сил моих больше нет.
– Понятно.
– А теперь, – со вздохом произнесла миссис Эрскин, – ваш черед со всем этим справляться. Уж как я вам сочувствую, милая, просто всем сердцем!
Эмили не знала, что на это сказать.
– Спасибо, миссис Эрскин, что поделились со мной.
– Надеюсь, я не брякнула ничего бестактного. Все чистая правда, все как есть. Они оба хорошие…
Женщины помолчали. Эмили – с пониманием, что миссис Эрскин в ходе рассказа пустила в ход всю дипломатию. Словно прочтя ее мысли, та добавила:
– Они ведь росли у меня на глазах. Я люблю их обоих, что бы они ни натворили…
– Да, миссис Эрскин. Спасибо за чай. – Навалилась вдруг страшная усталость. Эмили встала из-за стола. – Я очень ценю вашу откровенность. А теперь мне пора.
– Да, милая. – Хозяйка, проводив ее к выходу, у двери положила большую, натруженную ладонь ей на плечо. – Надеюсь, я не выпустила в курятник лису. – И, встретив вопросительный взгляд, пояснила: – Ну, не сказала того, чего вам лучше бы не знать.
– Я могу лишь поблагодарить вас. Мне требовалось понять, и я поняла.
– Отлично. И помните, вы всегда найдете здесь чашку чаю.
– Еще раз спасибо. – Эмили переступила порог и взялась за руль велосипеда.
– Присматривайте за Алексом, ладно? Он такой уязвимый… – Встретившись с миссис Эрскин глазами, Эмили поняла, что та имела в виду. Она кивнула и поехала назад в Блэкмур-Холл.
Глава 26
К Алексу в тот вечер она не пошла. Устроилась у камина в гостиной и, чтобы ничего не забыть, подробно записала все, что рассказала ей миссис Эрскин. Сомневаться в основательности характеристик, которые экономка дала братьям, не приходилось, и в целом они совпадали с ее собственными впечатлениями. Разве она не столкнулась уже с умением Себастьяна перевернуть все с ног на голову и убедить тебя, что черное – это белое, причем именно в этих словах? С его способностью излагать факты так, что любой из них предстает в ином свете, она также уже познакомилась.
Неужели Себастьян, как дала понять миссис Эрскин, – лгун, мошенник и провокатор, который ни перед чем не остановится, чтобы уничтожить родного брата? И если правда, что у Себастьяна зуб на Алекса, значит ли это, что он на этом основании плохой человек?
Эмили припомнила случай с мобильным телефоном, когда Себастьян с легкостью убедил ее, что расстраиваться из-за того, что он не звонил ей несколько дней, глупо и нелепо. И пусть он уверяет, что заранее сообщил ей о своем намерении заехать в шато, чтобы начать упаковывать книги, она точно помнит, что этого не было. И почему он не хочет, чтобы она ездила с ним в Лондон, а оставляет ее здесь, в Йоркшире?
Нет, так дальше нельзя, так черт знает до чего додумаешься.
Она сейчас в состоянии, которое отец называл «луна на ущербе», – когда человеческий организм истощен, а разум потерял свою остроту.
Поднявшись в спальню, Эмили порылась в своей косметичке, нашла таблетки от бессонницы, которые прописал ей врач после смерти матери, и одну запила водой. Прежде всего нужно выспаться. А уж завтра она двинется в своих поисках дальше.
В шесть вечера она постучалась в дверь Алекса, весь день перед тем потратив на то, чтобы логически примирить собранные факты и выстроить их в порядок. Вооруженная бутылкой красного вина, она услышала голос Алекса.
– Я у компьютера! – крикнул он. – Кое-кто из моих отпрысков потерпел значительные убытки сегодня, а все из-за того, что на Фиджи не уродился сахарный тростник! Иди сюда!
– Здравствуй, Алекс! – Эмили остановилась в дверях, завороженная игрой красного и зеленого на экране его компьютера.
– Здравствуй, – ответил он, не отрывая глаз от экрана. – Давно не виделись.
– Я принесла вот это! – Эмили протянула бутылку. Повернув голову, Алекс изобразил причитающееся случаю удивление.
– Ты уверена?
– Вполне.
– Что ж, сюрприз приятный. – Он отъехал от компьютерного стола и с широкой улыбкой развернулся лицом к гостье. – Я тебя имею в виду, не вино.
– Прости, что не пришла раньше.
– Да ладно, нам, изгоям, к этому не привыкать! И все-таки я рад тебя видеть, Эм. Мне принести бокалы или ты сама?
– Я сама.
– Вот и умница.
Отыскав в кухонных шкафчиках штопор и два бокала, Эмили прошла за Алексом в гостиную, где он, нагнувшись, принялся разжигать огонь. Откупорила бутылку, разлила вино по бокалам, один подала ему. Он смотрел на нее с нескрываемым интересом.
– Santй, – сказала она и сделала глоток. – Твое здоровье!
– Ну, давай, – Алекс по-прежнему не сводил с нее умных глаз. – Давай, начинай.
– Что?
– Ты пришла мне что-то сказать или спросить. Я весь внимание.
– Да, так и есть. – Эмили поставила бокал на стол и села в то кресло у камина, которое стояло поближе к нему. – Алекс, ты лжец?
– Что?! – хмыкнул он. – Ну что я могу на это ответить? Конечно, нет! А если честно, то я врал, наверное, когда сидел на сильных наркотиках, но в тех обстоятельствах это норма.
– Прости, пожалуйста, но мне казалось, я должна об этом спросить, имея в виду, что хочу просить тебя – более того, умолять! – сказать мне правду.
– Да, ваша честь. Правду и ничего, кроме правды. Эм, что происходит?
