– Я вчера съездила к Норме Эрскин.
– А, понятно. – Алекс сделал глоток вина. – И что эта достойная женщина тебе рассказала?
– О вашем детстве, по моей настоятельной просьбе, и проявила себя великим дипломатом. Но в результате у меня возникли вопросы, которые я хочу задать тебе, – ну, чтобы справиться с тревогой, которая меня одолевает, и расставить все по местам.
– Ага… Думаю, мне понятно, к чему идет дело. А именно, к разговору, которого я всячески старался избежать, – оценил обстановку Алекс. – Ты точно уверена, что хочешь продолжить? Ведь я скажу тебе одну правду. Только правдой это, как всегда у людей, будет только с моей точки зрения. Она может оказаться и пристрастной, и извращенной.
– В таком случае, думаю, будет проще, если я сначала задам тебе несколько простых вопросов, а ты будешь отвечать «да» или «нет».
– Эмили! А ты не думала о карьере юриста? Мне кажется, тебя ждет успех! – попытался он разбить напряжение.
– Алекс, это серьезно.
– Да будет вам, ваша честь, ничто в этой жизни не серьезно до такой степени, пока ты жив и трепыхаешься.
– Прошу тебя, Алекс!
– Извини. Буду отвечать «да» и «нет» и не стану вдаваться в подробности, пока ты не попросишь. Начинай.
Эмили заглянула в свой список.
– Итак, первый вопрос. Когда ты был маленьким, случалось ли, что твой брат дразнил тебя и задирал? А потом, когда надо было держать ответ, врал насчет того, кто затеял драку или проказу, и ответственность всегда падала на тебя?
– Да.
– Когда ты получил свою стипендию и поехал учиться в ту школу, где уже учился твой брат, было ли так, что он опять старался представлять дело так, будто это ты виноват в неприятностях, которые там случались? К примеру, не он ли разжег тот пожар, за который тебя исключили из школы?
На лице Алекса отразилось сомнение, он ответил не сразу:
– Я вынужден думать, что, да, он. Это сделал уж точно не я, хотя четверо мальчиков и учитель присягнули, что видели, как кто-то вроде меня выбежал из спортзала как раз перед тем, как там вспыхнул огонь. Нас с Себастьяном на расстоянии спутать было очень легко.
– Почему ты не защищался?
– Я-то думал, тебе нужны «нет» или «да»? – вскинул бровь Алекс. – Ну подумай сама, разве я мог указать пальцем на брата? Да и никто бы мне не поверил. Себастьян представил себя белей белого. Настоящий Макавити из стихотворения Элиота. «Он двадцать алиби подряд представит на суде, как доказательство того, что не был он нигде»
[2]. И доказательств, кстати, что это был он, никаких нет, так что вопрос остается открытым.
– Я поняла. Хорошо, теперь следующий вопрос: пил ли ты спиртное в ту ночь, когда вы двое – тебе было восемнадцать – поехали вечером в паб, а кончилось все тем, что тебя обвинили в вождении в нетрезвом виде?
– Нет, насколько я знаю, не пил. В пабе я, как всегда, заказал апельсиновый сок.
– Ты веришь, что твой брат подлил тебе спиртного в питье?
– Да, – не колеблясь ответил он.
– Ты когда-нибудь обвинял его в этом?
– Нет. Тут ничего не докажешь.
– Ты считаешь, он сделал это для того, чтобы ты не учился в Кембридже?
– Да.
– Ты уехал из Йоркшира за границу для того, чтобы уберечься от брата, которого зависть съедала до того, что он ни перед чем бы не остановился, лишь бы разрушить все, чего ты достиг?
– Да.
– В ночь аварии, перед тем как ты сел в машину, между вами с Себастьяном была жаркая ссора. Она случилась из-за того, что он хотел продать Блэкмур-Холл, а ты нет?
– Да.
– Ты винишь Себастьяна в этой аварии?
– Нет, – твердо ответил Алекс. – Авария – это авария, и он тут ни при чем.
– Ты уверен?
Алекс ответил не сразу.
– Ну вот смотри. Я жутко на него разозлился, и мы продолжали ссориться и в машине, потому что он ни за что не хотел из нее выйти. Тогда я остановился на обочине и совсем уж собрался развернуться и ехать домой, как вдруг из-за поворота вылетел тот маньяк и врезался прямо в нас. Так что, – Алекс пожал плечами, – на вещи можно смотреть двояко. В обычных обстоятельствах, не ссорясь с братом, я бы не стоял на этой обочине. Но это можно сказать о чем угодно! В общем, мне просто не повезло, и вину за это на твоего мужа я возложить не могу. Что дальше?
– Как ты думаешь, после этой аварии сделал ли твой брат все возможное, чтобы максимально осложнить тебе жизнь? К примеру, нанимал сиделок, в которых ты уже не нуждался и которые тебя раздражали. Или увольнял тех, что тебе нравились.
– Да.
– Как на твой взгляд, он делает это потому, что у него есть такая возможность или за этим кроется какая-то иная причина? К примеру, отравить тебе жизнь так, чтобы ты сдался и согласился продать дом?
Еще одна пауза. Алекс сделал глоток вина и внимательно на нее посмотрел.
– Не исключено. Дом в нашей совместной собственности, и для продажи необходимо мое согласие. По разным причинам, я продавать не хочу. Это все?
Эмили посмотрела в шпаргалку. Там был еще ряд вопросов – но те, крайне неприятные, относились к ее личным отношениям с Себастьяном. Сейчас не до них. На сегодня хватит. Она кивнула:
– Да.
– Ты понимаешь, надеюсь, что если задашь те же вопросы моему брату, то получишь ответы диаметрально противоположные?
– Да. Только помни, у меня есть глаза и уши, Алекс… и еще мозг.
– Бедняжка Эм! – внезапно воскликнул он. – Ввязалась в игру кошки с мышкой, а кому верить, ты не знаешь!
– Будь любезен, не говори со мной свысока! – рассердилась она. – Я просто пытаюсь понять, что происходит, и мне уже ясно, что вы оба совсем не те, за кого себя выдаете.
– Безусловно, так оно и есть. Прости, если что-то ляпнул. Я сочувствую тебе от всей души. Еще вина?
Эмили протянула ему бокал и, помолчав, сказала:
– Послушай, почему ты тут остаешься? Ты сказал, у тебя есть деньги. Уж конечно, для вас обоих было бы безопасней, во всех смыслах, продать этот дом и разойтись, каждый своей дорогой.
– Да, решение разумное, но оно не принимает в расчет чувств. Бабушка горела желанием примирить нас, братьев. Она думала, что, завещав дом в совместную собственность, сможет добиться этого. Идея оказалась непродуктивной. Я пытался, но это невозможно. И понемногу мое терпение иссякает. Себастьян рано или поздно своего добьется. Я это понимаю.
– Но зачем ему продавать дом? Он говорил мне, что любит его и хочет заработать денег, чтобы навести тут порядок.
– Эм, я могу отвечать только за себя, а это вопрос, который ты лучше задай ему. Однако, да, я честно хотел пойти ему навстречу, потому что этого желала бы бабушка. Я принес ей столько слез и горя, когда сбежал из дома и ступил на скользкую дорожку к забвению… А ведь я ее обожал…
