– Да, Констанс, ты права. В самом деле, как я могу отказать? – признал Жак. – Пожалуй, летчиков можно прятать на чердаке.
– Вот спасибо! – расплылся в улыбке Арман.
– А ты, Констанс, – Жак поднялся, – будешь за ними присматривать.
– Конечно, – кивнула Конни, думая, как неплохо было бы за компанию с летчиками уплыть на Корсику.
– Значит, я – или кто-то из наших – свяжемся с вами, когда понадобится, – заключил Арман. – Ну, мне пора!
Первые два британских летчика прибыли в три утра неделей позже. Конни даже прослезилась, услышав английскую речь. Пробыли они сутки. Оба, изможденные и измученные, горели желанием вернуться домой.
– Не горюй, милая, – сказал ей один, когда она вела их по лестнице на чердак, – немцы слабеют на глазах, Гитлер теряет хватку. Так или иначе, все скоро кончится, и счет уже не на месяцы, а на недели!
Когда наутро, еще до рассвета, они уходили, Конни протянула ему конверт.
– Прошу вас, когда будете дома, бросьте это в почтовый ящик!
– Конечно! Что это за цена за вкусную кормежку, впервые за столько недель! – рассмеялся он.
Проводив их, Конни снова легла, согретая новой надеждой. Летчики благополучно доберутся домой, и до Лоуренса дойдет весть, что она жива и здорова.
Срок Софи приближался, она отяжелела, ей становилось все труднее подниматься по лестнице. Но при этом от нее исходило сияние, и на здоровье она не жаловалась.
В шато, в кладовке при комнате экономки Конни нашла шерсть и спицы, а в библиотеке – руководство по вязанию. Теперь, сидя по вечерам рядом с Софи во внутреннем дворике, она вывязывала крошечные распашонки, пинетки и чепчики. И порой не без зависти поглядывала на Софи: они с Лоуренсом всегда хотели детей.
Вязала она, и сидя с Жаком в саду при его домике. Нежная молодая лоза заботливо укрывала листвой мелкие непрозрачные ягодки – вскоре, налившись соком, они станут тяжелыми кистями.
– Осталось всего несколько недель до vendange, сбора урожая. Вот только не знаю, найду ли я поденных рабочих, – вздохнул Жак. – Теперь у всех есть дела поважней, чем собирать виноград.
– Давай я тебе помогу, – вызвалась Конни, хотя и понимала, что толку от нее будет немного. В обычные времена Жак нанимал дюжину рабочих, которые трудились с рассвета до темноты.
– Очень тронут твоим предложением, Констанс, но, сдается мне, твоя помощь понадобится в другом месте. Ты имеешь хоть какое-то представление о том, как принимать роды?
– Нет. Как ни удивительно, в курс диверсионной подготовки акушерство не входит. Но я прочла много романов, а там в таких случаях всегда кто-то кричит: согрейте побольше воды, принесите полотенец. Поручиться не могу, но мне кажется, как-нибудь справлюсь, когда придет время.
– Меня беспокоит, вдруг что-то пойдет не так, и Софи понадобится медицинская помощь. Что нам делать тогда? В больницу же ее не повезешь!
– Я сделаю все, что смогу.
– И это, дорогая моя Констанс, – Жак вздохнул, – предел наших возможностей.
Сбитые летчики чередой ночевали на чердаке, а после отплывали на Корсику. Каждый раз, когда они покидали дом, Конни вручала им конверт для переправки Лоуренсу. В письмах всегда было одно и то же: «Дорогой мой, не волнуйся обо мне – я здорова и надеюсь скоро вернуться домой». Какое-нибудь из них, думала Конни, июньским вечером надписывая уже пятый конверт, доберется до Лоуренса.
В комнату с озабоченным лицом вошел Жак.
– Констанс, вокруг шато кто-то бродит. Поднимись наверх к летчикам, скажи, чтобы сидели потише, а я пойду посмотрю, кто это.
Он взял охотничье ружье и вышел из дома.
Предупредив летчиков, Конни спустилась вниз и обнаружила в гостиной Жака, который стоял, наставив дуло на высокого, болезненно худого блондина, а тот, сдаваясь на милость победителя, держал руки над головой.
– Не подходи! Это немец! – Жак ткнул дулом пленному в грудь. – Сядь! Вон туда, – и указал на стул у камина, где тот будет загнан в угол. Пленный покорно сел и только потом осторожно опустил руки. Конни взглянула на него: прозрачные голубые глаза, огромные на истощенном лице, спутанные светлые волосы, грязная, оборванная одежда, болтающаяся на нем, как на вешалке, – взглянула и подумала: «Я сейчас в обморок упаду!»
– Констанс, это я, Фредерик, – хрипло проговорил пленник. – Вы не узнаете меня без мундира?
Конни усилием воли заставила себя снова посмотреть ему в глаза. Выражение их было единственным ключом к загадке, кто это из близнецов фон Вендорфов. Прочтя в глазах доброту и испуг, она перевела дух.
– Ты что, его знаешь? – с написанным на лице недоверием повернулся к ней Жак.
– Да, – кивнула она. – Это Фредерик фон Вендорф, он полковник ЭсЭс. Софи он тоже известен, – подчеркнула голосом Конни, надеясь, что Жак поймет все без слов.
– Понятно, – кивнул он, однако ружья не опустил. – И что вам угодно?
– Я приехал повидаться с Софи, как обещал ей. Она здесь?
Никто ему не ответил.
– Как видите, – Фредерик указал на свои обноски, – я больше не офицер немецкой армии. Более того, меня ищут. И если найдут, то отправят в Германию и расстреляют как предателя.
Жак презрительно хмыкнул:
– И вы думаете, мы поверим этим сказкам? Откуда нам знать, что это правда? Вы, боши, что угодно наврете, лишь бы спасти свою шкуру!
– Вы правы, месье, – невозмутимо ответил ему Фредерик. – Я действительно ничем не могу подтвердить свою правоту. Я могу только сказать все как есть. – Он повернулся к Конни. – После того как я доставил вас троих на Лионский вокзал, я не вернулся в Германию. Я знал, что мой брат Фальк не успокоится, пока не отдаст меня под суд за то, что я помог вам бежать. Уже не в первый раз он усомнился в моей преданности делу рейха. Я понял, что врагов у меня хватает, а друзей нет.
Без офицерской формы Фредерик выглядел беспомощным. В его глазах застыли усталость и боль.
– Куда же вы направились, Фредерик? – спросила Конни.
– Единственной моей мыслью, Констанс, было добраться сюда, чтобы увидеть Софи – ведь я это ей обещал. Покинув Париж, я укрылся в Пиренейских горах и затаился там, пользуясь где подкупом, где поддержкой добрых людей. Был на подсобных работах, доил коз и кормил цыплят, пока не решил, что могу рискнуть пересечь Францию и найти Софи. Этот путь занял у меня много недель.
– Однако вы ловкач, что ухитрились не попасться в руки ни немцам, ни нам, – по-прежнему недоверчиво заметил Жак.
– Вело и направляло меня одно желание – увидеть Софи. Однако удача моя на исходе. Есть человек, который может догадываться, куда зовет меня сердце, и он заинтересован в том, чтобы меня затравить. – Фредерик развел руками. – Но это не имеет значения – я знаю, что, будь то немцы или французы, смерть моя неизбежна. Я просто хочу в последний раз повидаться с Софи. Прошу вас, Констанс, скажите хотя бы, жива ли она?
