— отказ катаров от символа креста, символа казни, и утверждение, что Бог не мог умереть: сходство есть, но еще нигде не было сказано, что катары предписывали плевать на крест. Далекие от того, чтобы отрицать Христа, они почитали в нем небесное существо, охотно называли его Богом или Сыном Божьим и лишь отрицали его воплощение во плоти. Напротив, тамплиеры отрицали в Иисусе Господа, но не человека. Аналогия далеко не убедительна.
Этому тезису противоречат к тому же следующие замечания.
Прежде всего, как я уже это сказал, мы не встречаем у тамплиеров никакого посвящения, которое могло бы потребоваться для принятия новой веры, никакого образования, сопоставимого с тем, которому катары законно придавали такое значение.
Во-вторых, заметим, что если орден впал в катарскую ересь, то произошло это задолго до процесса. Но для этого было бы не достаточно допустить временное влияние нескольких преследуемых катаров, нашедших пристанище в ордене Храма, и следует предположить, что его руководители уже давно перешли в катарскую веру. Однако не кажется, чтобы во время гонений на катаров орден, даже скрытно, выступал на их стороне.
Заметим к тому же, что инквизиторы проявляли большую бдительность в отношении доктрины и практики катарской церкви: это был наиболее часто встречающийся предмет их расследований. Как же судьи в Сансе не подумали установить связь между ересью, которую они только что открыли, и той, которая была им так хорошо знакома? Мы не видим ни одного вопроса, ни одного намека, которые позволили бы думать, что аналогии, найденные так поздно нашими историками XIX или XX в., удивили бы дознавателей или просто привлекли бы их внимание.
Наконец, и это главное препятствие, катары соблюдали жизненное правило, столь отличное от жизни тамплиеров. Храмовники вовсе не соблюдали обет бедности и их богатство возмущало; они чрезмерно много ели и пили, в противоположность аскетам Монсегюра. Исключение общения с женщинами не может рассматриваться как общая характеристика, иначе пришлось бы подозревать в катарской ереси все религиозные ордена! Более того, тамплиеры, в отличие от катар, соблюдали церковные обряды, присутствовали на мессе, исповедовались и особенно практиковали соборование. Известно, что у катар существовало одно таинство, но самое главное, «consolamentum», даваемое умирающим, без которого они не могли достигнуть благодати. Даже если отправляя мессу они разыгрывали комедию, тамплиеры, перешедшие в катаризм, не могли бы обойтись без «consolamentum». Однако Моле и Шарне умерли по-христиански и никогда никто из братьев ордена не просил ни о какой другой помощи перед смертью, кроме помощи католического священника.
Я уже обращал внимание на это существенное различие в отношении к смерти: у катар не отказывались от своей веры, даже если за это надо было взойти на костер. Конечно, среди них тоже были трусы и колеблющиеся, но потрясает число тех, кто принял смерть с радостью. Именно катарская церковь насчитывала бы самое большое количество свидетелей защиты, которые позволили бы себя уничтожить. А среди высших руководителей воинствующего ордена не нашлось ни одного, кто последовал бы примеру мучеников Монсегюра
[62]? Я не могу в это поверить.
Манихейцы и гностики
Инквизиторы, мало осведомленные в истории религии и одержимые св. Августином, обвинили катаров в манихействе. В действительности, две доктрины далеки от того, чтобы их можно было спутать, за исключением фундаментального дуализма. Но нельзя ли, в частности, говоря о тамплиерах, вспомнить о манихейских влияниях, приобретенных на Востоке? Все можно предположить, но затем надо бы найти какие-либо доказательства, а я не обнаруживаю никаких следов манихейского дуализма в признаниях тамплиеров, никакого манихейского воспитания в ордене.
Предполагали, и это более правдоподобно, что в Средние века продолжали существовать некоторые тайные секты, вышедшие из гностицизма (что снова нас приводит к катарам). Полагают, что именно в такие секты вступил Данте до того как вернулся в католическую веру: такой смысл заложен в «темном лесу», где он блуждал, по его признанию, до тех пор, пока теология, которую символизирует Беатриче, не вывела его на «прямой путь». Утверждали, что Данте тайно вступил в орден Храма. Это утверждение мне кажется слишком смелым. Ему приписывают симпатии к ордену только потому, что в XX главе Чистилища он намекает на преступления Филиппа Красивого.
Каким бы не был личный случай Данте, воинам-банки-рам Храма весьма далеко до этого эрудита. Гностицизм — это философская доктрина, впитавшая неоплатонизм, весьма сложный и даже смутный: вступление в секту подобного рода требовало долгого посвящения. С какой бы стороны мы не искали, мы все время сталкиваемся с этим отсутствием образования: все происходит так, как будто после отречения от Христа ничто не имело значения. Гностики относили спасение души к поиску открывшейся мудрости, и сложно представить, что магистры Храма отказали братьям в этом знании, являвшемся необходимым условием спасения.
Ислам
Мы исчерпали западные гипотезы, может быть нам повезет больше на Востоке? В силу пребывания ордена Храма на Востоке и длительных контактов, которые были этим вызваны, предполагали, что тамплиеры попали под исламское влияние. Но здесь необходимо оговориться.
Крестоносцы, и особенно те, кто остался жить в Палестине, не проводили все свое время в борьбе с неверными. В силу обстоятельств, устройство христианского королевства в Иерусалиме повлекло за собой необходимость адаптироваться в стране и поддерживать мирные отношения. С первого момента существования королевства, Фульхерий Шартрский, капеллан короля Балдуина I, писал:
«Жители Запада, вот мы и превратились в жителей Востока. Вчерашний француз или итальянец, перенесенный на новую почву, превратился в галлилеянина или палестинца. Житель Реймса или Шартра превратился в горожанина Тира или Антиохии. Мы уже забыли место нашего рождения. Отныне один обладает здесь домом и челядью… другой взял в жены сирийку или армянку, иногда даже крещеную сарацинку и живет с целой прекрасной семьей местных жителей. Мы пользуемся по очереди различными языками этой страны… Зачем нам возвращаться на Запад, если на Востоке исполняются все наши желания?».
Они не проводили свое время в самоистреблении. Когда они сражались, они вкладывали в это страсть, и здесь тамплиеры были первыми. Но борьба не мешала взаимному уважению, вежливым отношениям, куртуазному поведению. Так, в битве под Яффой Ричард Львиное Сердце потерял коня, Малик-аль-Адил, брат Саладина, заметил это, и тут же послал ему двух арабских скакунов, считая, что не подобает королю сражаться пешим. Несколько позже, когда тот же Ричард заболел, сам Саладин послал ему персики и шербет.
Крестовый поход Ричарда Львиное Сердце создал предпосылку для попытки найти политический компромисс, к которому тамплиеры тоже имели отношение: собирались выдать замуж за Малик-аль-Адила родную сестру Ричарда, Жанну Сицилийскую, чтобы установить длительный мир между соседями. Но проект провалился из-за разницы религий.
