Последняя попытка спасти чувственно-радостное восприятие жизни от мрачного наступления назарейства была сделана в III в. автором любовного романа Ахиллом Татием. Ахилл Татий, александрийский ритор, написал восемь книг о любви Клитофонта и Левкиппы. Обычный сюжет любовного романа полностью сохранен и здесь. Многое из того, что случилось с героями, описано в пророческом сне, который мы приведем, поскольку он любопытен: «Мне шел девятнадцатый год, отец готовился на следующий год поженить нас с Каллигоной, когда в игру вступила Судьба. Мне приснилось, что я сросся с какой-то девушкой нижней частью тела до самого пупка, а выше тела наши раздваиваются, – и вдруг предстает передо мной огромная женщина, страшная, свирепая, с глазами, налитыми кровью, с искаженными лютой злобой чертами лица, со змеями вместо волос. В правой руке у нее серп, в левой – факел, она бросается на меня, ударяет прямо в пах, где соединяются наши тела, и отсекает от меня девушку». В другой раз сон снится матери девушки, будто «какой-то разбойник с обнаженным мечом похищает ее дочь, при этом он опрокидывает девушку навзничь и рассекает ей живот снизу, от паха…»
[84]. Далее романист пускается в размышления о природе любви, как она выражается и проявляет себя во многих разновидностях; мы читаем о любви павлинов, растений и магнитов; встречаем мифологические мотивы, такие, как рассказ о любви Алфея и Креусы, а так же старый спор о том, чья любовь предпочтительнее – женщины или мальчика. Длинная глава посвящена безнравственности и порочности женщин. Жрец богини Артемиды разражается длинной бранной речью, облеченной в невинные выражения.
Роман содержит несколько писем и описаний произведений искусства и ремесел, а также всякого рода мелочи из области мифов, истории, сказок и естествознания и, кроме того, многочисленные пикантные истории и всякую всячину. Здесь есть описание бегемота, невероятные рассказы про слонов, например о том, что слонихе требуется десять лет непрерывного оплодотворения, чтобы зачать потомство, и столько же лет, чтобы его выносить, и другие истории про животных с хоботом, среди них можно упомянуть и рассказ об их «очень душистом дыхании» и его причинах (О гиппопотаме, iv, 2; О слонах, iv, 4 и 5).
Замечателен рассказ о любви Пана к сиринге (флейте): «Но когда-то давно сиринга не была флейтой и не тростником, она была прекрасной девушкой. Влюбленный Пан преследовал ее в любовном беге, но густой лес укрыл уносящуюся от него девушку. Пан уже было настиг ее и простер вперед руку. Он думал, что догнал ее и держит за волосы, – оказалось же, он схватил не волосы красавицы, а листву тростников. Говорят, что деву скрыла в себе земля, а вместо нее родила тростник. От гнева и обиды Пан срезал тростник, который, как он думал, спрятал его возлюбленную. Но и после этого он не смог ее найти. Тогда он подумал, что девушка превратилась в тростник, и очень опечалился от того, что сам убил ее, когда срезал тростник. Он собрал все срезанные тростинки, как части ее тела, соединил их вместе, взял их в руки и стал целовать свежие срезы, словно раны девушки; приложив к ним уста, он издавал любовные стоны, и вместе с поцелуями касалось тростников его дыхание. Заполняя отверстия, дыхание его проникало сквозь отверстия в тростинки, и сиринга зазвучала»
[85] (viii, 6).
Особенно забавна сцена, где Левкиппа готовится быть принесенной в жертву на алтаре. Друзья заранее привязали к ее телу бурдюк с кровью животного, и эта-то кровь и омыла алтарь, когда приносящий жертву ударил ее мечом.
Чтобы убедиться в верности Мелитты во время его отсутствия, Ферсандр убеждает ее вступить в воды Стикса, поклясться в своей невинности и снять с себя обвинение. Если жена прелюбодействовала, вода должна подняться выше ее шеи: «Собрался народ поглядеть на редкостное зрелище, и все совершилось. Мелитта повесила на шею дощечку. Источник был мелководен, и вода прозрачна. Мелитта вошла в него. Вода осталась на месте, нисколько не поднявшись выше своего обычного уровня. Когда истекло время, которое Мелитта должна была провести в воде, проэдр взял ее за руку и вывел из источника»
[86].
В нашем распоряжении также имеются две книги любовных писем некоего Аристэнета, прямо граничащие с порнографией. Их темой является прославление женской красоты, а также ряд любовных историй, отчасти взятых из жизни самого автора, отчасти – из других источников.
Это была последняя ветвь греческой литературы, в том смысле как это соотносится с нашей задачей. То, что мы рассмотрели в нашем историко-литературном обзоре, принадлежит эротической литературе в самом широком смысле; порнография, о которой мы должны будем сказать далее, не была включена в этот обзор.
Часть вторая
Глава I
Любовь мужчины к женщине
В этой главе мы будем рассматривать лишь нормальные сексуальные отношения между разнополыми партнерами, другие виды этих отношений мы будем анализировать в последующих главах. Поскольку ментальную составляющую сексуальных отношений греков мы уже подробно обсудили, здесь остается лишь описать физическую, или чисто чувственную, их сторону. Мы помним, что в представлении древних, и в частности греков, физическая сторона любви представляет собой род недуга, или большую или меньшую форму безумия. Они полагали, что любовь и, соответственно, чувственный эротический импульс есть результат нарушения здоровой гармонии души и тела, когда под влиянием сексуального желания ум теряет свое господство над телом; поскольку выражение «безумие» следует понимать в том смысле, что сексуальное влечение само по себе есть мимолетное притупление интеллектуального восприятия, способности трезво мыслить. Любопытно, что современная сексология для объяснения этого явления предположила наличие неких мужских и женских субстанций, то есть таких химических веществ, которые образуются в теле и, соответственно, также временно притупляют интеллектуальные способности.
Выдающийся философ Гартман, как до него и Шопенгауэр, принял эту точку зрения и пришел к логическому заключению: «Любовь порождает более страдания, нежели удовольствия. Удовольствие – иллюзорно. Разум предостерег бы нас от этого чувства, если бы не фатальное сексуальное влечение – поэтому лучше было бы себя кастрировать». Я назвал это заключение логичным, поскольку Гартман, видимо, не знал, или забыл, что кастрация ни в коей мере не исключает полового влечения. Греки это знали, Филострат рассказывает о таком случае в своем романе «Жизнь Аполлония Тианского», когда евнух посягал на одну из женщин гарема, такие случаи подтверждают и многие другие отрывки. Позже мы будем говорить о важном значении скопчества в греческой культуре; здесь же мы упомянули об этом, просто чтобы показать, что острый нож не является лекарством от любовного недуга. Когда Феокрит начинает известное свое стихотворение, в котором выражает сочувствие другу, охваченному страстью: «Против любви никакого нет, Никий, на свете лекарства; / Нет ни в присыпках, ни в мазях, поверь мне, ни малого прока. / В силах одни пиериды (музы) помочь; но это леченье, / Хотя людям и приятно, найти его – труд не из легких»
[87]. Он говорит о том, что лишь одно лекарство от любви ему известно; это и сегодня единственный способ: надо занять ум чем-то посторонним, не важно чем – тяжким трудом, как для простого рыбака, как Феокрит советует в другой своей идиллии, либо, как в этом стихотворении, заняться поэзией, то есть трудом интеллектуальным.
