На этом злоключения Устинова не закончились. В тот же день по сигналу из Министерства обороны к проверке служебной деятельности старшего оперуполномоченного майора Устинова приступило управление собственной безопасности ФСБ.
Глава тринадцатая
Ключ к ребусу
Машина с директором 17-го НИИ Министерства обороны, выбравшись из автомобильного капкана на Ленинградское шоссе, прибавила скорость. Вскоре позади остались окраины Москвы, и по сторонам, сливаясь в серо-грязную пунктирную линию, замелькали занесенные снегом подмосковные фабричные поселки и оптовые базы. Их вид навевал тоску и уныние. Не добавляла настроения и природа. После трескучих крещенских морозов столбик термометра резко покатил вниз, подул южный ветер и принес с собой оттепель. Солнце скрылось за плотными свинцово-сизыми тучами, и, казалось, небо слилось с землей.
Под стать погоде было и настроение у директора Василия Николаевича Баевича. Над ним и институтом, которому он отдал без малого почти 38 лет своей жизни, нависла угроза дальнейшего существования. Еще недавно ему с коллегами из 53-го, 30-го, 13-го, 4-го, 2-го ЦНИИ и 7-го Государственного НИИ авиационной и космической медицины в тяжелейшей борьбе с реформаторами от военной науки удалось отстоять их самостоятельный статус с независимым финансированием. После словесных и бумажных баталий в кабинетах департамента образования Министерства обороны ученые и исследователи, наконец, смогли возвратиться к практической научной деятельности. Но не прошло и месяца, как где-то в верхах все переиначили.
В конце декабря 2010 года, как гром средь ясного неба, грянул приказ министра обороны. Он предписывал начать новую реформу НИИ: в течение трех месяцев слить в один научно-исследовательский центр 13-й, 4-й, 2-й ЦНИИ и 7-й Государственный НИИ авиационной и космической медицины. Ретивые исполнители со свирепостью восточных сатрапов в пожарном порядке, под предлогом оптимизации управленческих структур и финансовых расходов, принялись за его выполнение. В течение месяца сотни офицеров-исследователей, даже тех, кто находился в отпусках, лишились погон и в один момент превратились в гражданских служащих, их прежние должности подверглись сокращению, многие лаборатории закрылись, а вместе с ними прекратили свое существование целые научные школы. В освободившихся помещениях и зданиях гулял ветер и хищными стаями бродили алчные дельцы.
Последними самостоятельными научными островками оставались 7-й, 17-й и 33-й НИИ. Авторитет их руководителей, казалось, перевесил бумажные и чернильные души чиновничьей бюрократии, но, как выяснилось, это оказалось наивной иллюзией академиков. 4 февраля к Баевичу просочилась информация от старых друзей в Минобороны, она не оставила от надежды и следа. В ближайшие дни оставшиеся НИИ ждала та же печальная участь, что постигла 4-й, 53-й и другие институты. Бюрократы от науки бросали их под безжалостный нож так называемой оптимизации структуры и расходов. Их ставленник — некий Вельтов, по слухам, близкий к министру Сердюкову, успевший подмять под себя 53-й НИИ, уже примерял широкий лампас генерального директора Объединенного научно-исследовательского центра.
Баевич и его коллеги — директора 7-го и 33-го институтов — с этим не собирались мириться и готовились дать решительный бой. Их не остановили ни грозные окрики из департамента образования Министерства обороны, ни нечистоплотная возня сторонников Вельтова в коллективах институтов, ни анонимные угрозы, звучавшие по телефону. Ради своего любимого детища — науки они готовы были сражаться хоть с самим дьяволом и дойти до самого президента Путина. О том, как достучаться до него и донести свою боль, Баевич намеривался обсудить с друзьями-коллегами вдали от чужих ушей у себя на загородной даче.
Часы показывали начало шестого, он уже опаздывал на встречу и поторопил водителя:
— Леша, поднажми, а то как-то неудобно позже гостей приезжать.
— Василий Николаевич, я бы и рад, да погода не позволяет — дорога скользкая, — посетовал Алексей.
— А ты постарайся, дело очень важное, — попросил Баевич.
— Нашего института касается?
— Переживаешь?
— А как же еще? Девять лет проработал!
— Да, Леша, есть проблемы.
— Так, выходит, это правда, шо нас сливают, Василий Николаевич?
— Это мы еще посмотрим, кто кого! — с ожесточением произнес Баевич.
— Не, ну как так можно, Василий Николаевич? Вы столько сделали, и потом наш институт — он же самый лучший.
— Эх, Леша, если бы дело было только во мне и в институте! — с ожесточением произнес Баевич и его прорвало: — Чертовы бездари! Чтоб они провалились со своими гребаными реформами! Мерзавцы, губят…
Договорить ему не удалось. Из снежной круговерти на них стремительно надвигалась тупая морда КамАЗа. Алексей резко взял вправо, и машину вынесло на обочину — под снегом оказался лед, и она завертелась волчком. Он предпринимал отчаянные попытки, чтобы не слететь в кювет. Казалось, еще одно усилие, и удастся избежать аварии, но ситуацию неожиданно обострил джип. Он накатывал сзади и отжимал машину к обочине. Алексей растерялся, и хонда, не подвластная его руке, сшибла заградительный столб и полетела под откос.
На следующее утро сводка о происшествиях поступила к дежурному по Управлению «Н» ДВКР ФСБ капитану Приходько. В ней сообщалось об аварии, в которой погиб директор 17-го НИИ Василий Баевич. Третий несчастный случай с руководителем института, произошедший за последние два месяца, наводил на мысль: это не случайность. Борьба за будущее НИИ, а для дельцов — за их имущество, давно уже вышла за стены институтов и рамки словесных баталий.
Подтверждением тому являлось положение Устинова. Стоило ему вмешаться в скандальную ситуацию, сложившуюся в 53-м НИИ, и заняться оперативной проверкой Вельтова и его окружения, как они тут же ополчились против него. Почувствовав угрозу, околонаучная мафия не без успеха использовала свои связи в верхах, чтобы скомпрометировать Устинова, и ей это удалось. Вторую неделю двое угрюмых и неразговорчивых сотрудников из УСБ трепали нервы Рудакову, Первушину, Охотникову и половине оперативного состава в поисках доказательств коррупционных связей Устинова. Сам он, отстраненный от оперативной работы, чахнул в отдельном кабинете и работал скоросшивателем — оформлял дела допусков.
Вчерашняя гибель Баевича, в чем нисколько не сомневался Приходько, говорила только об одном: дельцы от науки и мафия объявили настоящую войну тем, кто стоял на пути их корыстных интересов. Так дальше продолжаться не могло, надо было действовать. Он решительно снял трубку и позвонил Охотникову, тот был в кабинете и, поздоровавшись, распорядился:
— Геннадий Николаевич, после смены с дежурства домой не уходи, а поднимись ко мне. Есть новый материал по Вельтову, надо им заняться.
— А можно сейчас, Андрей Михайлович? — предложил Приходько.
— Что-то случилось? — предположил Охотников.
— Да, погиб Баевич.
— Как?! Где?! Когда?!
