Колпаченко старался не думать об этом и о том, что ждет его и его подчиненных впереди. В душе он молил только об одном: успеть прорваться к Цхинвалу и не дать закрепиться в нем противнику. Позади остался Рокский тоннель, и десантники, наконец, смогли увеличить темп марша. Отбиваясь от наскоков грузинских диверсионных групп, они глубокой ночью пробились к северной окраине югоосетинского села Джава. В нем разместился временный объединенный КП российских войск и югоосетинских ополченцев. Там Колпаченко встретил Борисова, командующего СКВО Макарова и президента Республики Южная Осетия Кокойты.
Их лица были сосредоточены, они пытались разобраться, где находится противник, какими силами и по каким направлениям атакует. К сожалению, отсутствие надежной связи не позволяло составить целостной картины. Информация, поступавшая на КП от разведгрупп, носила отрывочный и противоречивый характер. Что касается Генштаба, то он был не помощник и оставался глух к запросам Борисова и Макарова. Главное оперативное управление Генштаба — мозг армии, вовлеченное в очередную кабинетную реформу, переезжало из одного здания в другое. Пресловутый план боевого применения Вооруженных Сил России затерялся в каком-то из сейфов. Воздушная разведка также не дала результатов. Самолет-разведчик, поднятый в воздух, был сбит ПВО Грузии, что стало полной неожиданностью для Генштаба. В Москве не предполагали, что на вооружении грузинской армии могут оказаться системы «Бук-М», а за пультами управления — дежурить опытные расчеты специалистов с Украины. Еще хуже, чем в воздухе, складывалась обстановка на земле: здесь царил полнейший хаос.
Колпаченко с сочувствием смотрел на Борисова. От недосыпания его глаза покраснели как у рака, лицо приобрело землистый цвет, а щеки покрывала густая щетина. Он, как в цирке, менял один сотовый телефон на другой, осип от крика, и уже кроме мата в адрес армейских чинуш, засевших в московских кабинетах и терзавших вопросами: как, где, почему? — у него ничего другого не осталось. Появление Колпаченко прибавило настроения Борисову. Послав куда подальше очередного верхогляда из Генштаба, он отключил все телефоны и перешел к делу — постановке боевой задачи 76-й дивизии.
Она была на грани возможного: с ходу, в условиях сложной горно-лесистой местности, когда о противнике почти ничего не известно, десантникам и батальону «Восток» предстояло двумя кинжальными ударами прорвать его боевые порядки и сомкнуть свои клещи в десяти километрах южнее Цхинвала. В дальнейшем, после выхода на основной рубеж, необходимо было блокировать дорогу на город Гори и не допустить подхода свежих сил из глубины Грузии.
Исходя из этих задач, оперативное отделение штаба дивизии и Ямадаев на ходу приступили к разработке замысла операции, и, когда он был готов, Дарбинян вызвал на совещание начальников служб дивизии, командиров полков и батальонов. Колпаченко внимательным взглядом прошелся по их лицам, они были суровы и сосредоточены. Все хорошо понимали: времени на глубокую разведку не осталось, каждый потерянный час множил жертвы среди их боевых товарищей, отчаянно сражавшихся в Цхинвале, и потому были готовы немедленно вступить в бой. Дарбинян положил перед Колпаченко боевой приказ, и тот распорядился:
— Арутюн Ванцикович, доведи задачи до командиров!
Дарбинян зачитал приказ и положил в папку. Наступила тишина, взгляды офицеров снова обратились к Колпаченко. На его командирские плечи легла тяжкая ноша — распорядиться их жизнями. За последние двадцать лет ему приходилось делать это десятки раз. И сегодня в последние минуты, отделяющие жизнь от смерти, он старался найти такие слова, которые бы укрепили веру подчиненных в себя и заставили забыть о страхе.
— Товарищи офицеры! Ребята! Это не просто бой! Это бой за наших товарищей, — произнес Колпаченко, сделал паузу — в глазах подчиненных не было тени сомнений, и продолжил: — Они стоят насмерть в Цхинвале! Они верят — мы придем на помощь! Это не просто бой — это бой за наше будущее! Если мы сегодня дрогнем, то завтра подонки, начавшие эту подлую войну, принесут ее в наш дом! Жизнь у каждого одна, но мы выбрали профессию — Родину защищать! Поэтому с честью выполним свой долг перед товарищами, собственной совестью и Россией! Я верю в вас, товарищи офицеры!
Закончив свое эмоциональное выступление, Колпаченко прошелся взглядом по лицам подчиненных — на них читалась готовность без колебаний выполнить его приказ, задержал взгляд на командире разведроты капитане Шишове. Ему первому предстояло повести в атаку своих подчиненных, и, обращаясь к нему, Колпаченко скорее просил, чем приказывал:
— Денис, от тебя и твоих ребят многое зависит. Выбить негодяев с их позиций — это уже половина общего успеха. Вложите в удар все что есть! Все!
— Есть! — коротко ответил Шишов и заверил: — Мы прорвемся к Цхинвалу, товарищ генерал!
— Я очень на вас надеюсь. Очень, Денис, — повторил Колпаченко и, согрев его взглядом, снова обратился к Дарбиняну: — Арутюн Ванцикович, со второй группой прорыва определились?
Тот, помедлив, ответил:
— Есть два варианта: первая рота или батальон «Восток»!
— Командир, пойдем мы! — категорично отрезал Ямадаев и, грозно сверкнув глазами, заявил: — Там убивают наших братьев. Подлые шакалы должны ответить за все!
— Хорошо! — согласился Колпаченко и, заканчивая совещание, напомнил: — Товарищи командиры! Еще раз обращаю ваше внимание: никакой штурмовщины и никакого фанатизма! Все решения принимать на холодную голову. Патронов не жалеть, их хватит! Главное — берегите людей!
Теперь, когда все было сказано и отданы последние приказы, пришло время действовать. Первыми растворились в ночи бойцы Шишова и спецназовцы батальона «Восток». Вслед за ними на исходные рубежи двинулись полки. На КП дивизии воцарилось напряженное ожидание. Прошло двадцать минут и со стороны, куда ушла рота Шишова, донеслась перестрелка. Она закончилась так же быстро, как и началась. Его передовой дозор столкнулся с неизвестно как оказавшейся здесь разведротой 58-й армии. Очередная неразбериха в боевом управлении вывела Дарбиняна из себя.
— Александр Николаевич, опять «лебедь, рака и щука»?! — взорвался он.
— Не горячись, Арутюн Ванцикович! Слава Богу, обошлось без потерь, — остудил его Колпаченко, а в душе у самого все кипело от возмущения: «Когда же наверху разберутся?! Сколько можно наступать на одни и те же грабли?»
Прошло еще несколько невыносимо томительных минут, и снова с направления, где шла на прорыв рота Шишова, донеслась перестрелка. Она приобретала все более ожесточенный характер, его подчиненные все глубже вгрызались в оборону противника. Яростный бой завязался и там, где наступал батальон «Восток».
Дарбинян нервно теребил сотовый телефон и торопил Колпаченко:
— Александр Николаевич, пора вводить в бой основные силы! Пора!
— Нет, Арутюн Ванцикович, рано, ждем! Пусть противник обнаружит все свои огневые точки.
Накал боев на обоих направлениях стремительно нарастал. Багровые всполохи рвали и терзали ночную темноту. Между разрывами снарядов и мин была слышна все усиливающаяся пулеметная и автоматная стрельба. Колпаченко внимательно вслушивался в эту страшную, чудовищную какофония войны, чтобы не пропустить тот, только ему одному известный, момент, когда на чаши весов жизни и смерти надо положить души своих подчиненных. Его взгляд был прикован к горам и отмечал артиллерийские и минометные позиции противника. Разведка боем дала свой результат. Он сбросил с плеча автомат, передернул затвор и коротко бросил:
