Обряд приема в Орден вольных каменщиков продолжителен, сложен и полон значения. Ритор вновь возвратился к посвящаемому и на этот раз в точности выполнил предначертания обрядников. Стараясь исправить неудавшееся начало, он вкратце изложил «ищущему света» цели Ордена. Первой, наиважнейшей целью назвал: «сохранение и предание потомству некоего важного таинства от самых древнейших веков и даже от первого человека до нынешних каменщиков дошедшего, доколе Бог благоволит ко благу человечества открыть оное всему миру». Второй — «приуготовление членов Ордена к восприятию сего таинства, посредством исправления их сердца, очищения и просвещения их разума». Третьей — «исправление всего рода человеческого и нещадную борьбу со злом, царящим в мире».
После опроса — остается ли посвящаемый при своем желании вступить в каменщическое братство — ритор, получив утвердительный ответ, продолжал: «Тогда вы обязаны впредь исполнять 7 следующих должностей. 1) Скромность наблюдать, как словами, так и делами, во всем том, что хотя мало касается братства. 2) Повиновение, т. е. строгое соблюдение в Ордене правил подчиненности. 3) Добронравие, т. е. жизнь вести честную, полную правды и благопристойности. 4) Любовь к человечеству, а паче к братьям по Ордену, ибо любовь делает человека мужественным в его предприятиях, твердым в исполнении оных, так что грозный вид тирана, муки и все злосчастия не колеблют его душу. 5) Постоянность, мужество в противлении злу, в преследовании цели; они долженствуют руководствовать вступившего на пути добродетели, дабы не совратился он с оного никакими соблазнами, огорчениями, обманчивыми и лестными видами. 6) Щедрость и бескорыстие, первый знак благородной души. 7) Любовь к смерти, учиняющая человека неустрашимым
[356], укрепляющая дух к понесению всех трудностей, кои встретиться могут на пути добродетели».
Изъяснив всю важность исполнения 7 масонских должностей, издревле чтимых мудрыми мужами всех народов, ритор потребовал шляпу и шпагу посвящаемого и снова спросил его, упорствует ли он в своем желании соделаться каменщиком. Получив утвердительный ответ, он сообщил, что все учение масонов преподается постепенно, в символах, а затем именем Ордена предъявил три требования: 1) в знак чистосердия признаться в главном своем пристрастии и пороке
[357], 2) в знак щедрости тотчас отдать все имеющиеся при нем деньги и драгоценности
[358] и 3) в знак повиновения позволить завязать себе глаза, снять верхнее платье, расстегнуть рубашку, обнажить левую грудь, разуть левый сапог
[359].
Симанский не отметил в своем дневнике, какое пристрастие он назвал, но едва ли будет ошибкой, если предположить, что он ответил «женщины», а главным недостатком назвал «гневливость», потому что именно в этих двух «грехах» бессчетное число раз кается он в своем журнале «худых и добрых дел, ежедневно творимых».
Ритор Мунд удалился, а взамен его вошел поручитель Долгополов, предложивший посвящаемому в третий раз все тот же испытывающий вопрос: «твердли в желании своем пребывает ищущий». По ответе он приставил к обнаженной груди испытуемого острие шпаги и за руку, медленно вывел из черной храмины. Завязанные глаза и шпага мешали движению, походка делалась неуверенной тем более, что приходилось то обходить какие-то препятствия, то всходить куда-то вверх, то опускаться вниз, причем о неровности пола скользили и задевали ноги. Водитель между тем тихим голосом говорил о трудностях пути добродетели: «Шпага, приставленная к груди вашей, может вонзиться в нее, как скоро вы один ложный шаг сделаете, ибо вы не видите, куда идете, и препинаний, на пути лежащих! Вас ведет рука, коей вы, однако, не видите! Если вы ею оставлены будете, погибель ваша неизбежна. Так страсти и слабости наши, затмевая внутренний свет, ведут нас в ослеплении по неизвестным нам стезям и если бы невидимая рука не путе-водствовала бы нами, мы давно бы погибли. Ищите познать сего Путе-водца, старайтесь отрясти мглу страстей, увидите его очами умными, тогда обрящете мудрость, ибо мудрость есть очищение от страстей и пороков и познание внутреннего света».
Песнь, раздавшаяся где-то вблизи, заглушила голос водителя:
Беги от нас, непросвещенный,
Объятый тьмою, раб страстей!
Мирскою суетой прельщенный,
Страшись коснуться сих дверей!
В ком дух любовью не смирен,
Тому наш храм не отворен!
Оставьте гордость и богатство,
Оставьте пышность и чины!
В священном, светлом храме братства
Чтут добродетели одне…
Оне отрада в мире нам,
Оне ведут нас в новый храм
[360].
Нежданная, торжественная хоровая песнь, по воспоминаниям некоторых посвященных, создавала настроение какого-то празднее ства, словно там, откуда неслись звуки этой необычайной песни, был какой-то иной, незнакомый мир, ничего общего не имевший с повседневными буднями жизни.
