Для обсуждения дальнейших действия я собрал всю свою «канцелярскую» команду в Приорате.
— Хм, — почесал в затылке Михаил, — а почему тут подписано так странно?
Да, подпись на самом деле была не очень обычная для текущего времени. Просто «Александр Александрович Романов» без присовокупления титулов.
— Именно потому, что это не указ и не рескрипт.
— Насколько я понял, таким образом вы, Александр, хотите наладить диалог с обществом? — решил уточнить Петр Маркелович.
— Совершенно верно.
— Тогда обратный адрес для переписки указан не очень удачно. Я не против того, чтобы Витте писали насчет голода. Но про действия властей, особенно на уровне губернии или выше — это уже не совсем его компетенция. Кроме того, письма могут содержать сведения, знать которые Сергею Юльевичу не обязательно.
— Ваши предложения?
— Создать… ну, скажем, Особое почтовое присутствие. Задачей которого будет принимать письма, кои сможет отправить каждый подданный империи лично вам. И сортировать их, ибо читать все или даже хотя бы десятую часть корреспонденции вы физически не сможете. Со временем эту контору можно будет наделить правом как-то реагировать на письма, не поднимающие значительных проблем, коих среди присланного наверняка будет подавляющее большинство.
— Неплохая идея. Кто все это будет делать, вы уже догадались?
— Разумеется, Александр.
— Тогда к моменту выхода статьи, а это планируется дней через десять, ваше Особое присутствие уже должно иметь если не штат, то хотя бы директора, почтовый адрес и помещение.
— Слушаюсь.
— Так, двигаемся дальше. Сергей, твоя задача — организовать пару отрицательных отзывов в прессе. Один — тупой и злобный, такой, чтобы поверить написанному там мог только клинический идиот. Второй — достаточно серьезный, с прозрачными намеками о том, что таким образом автор статьи пытается отвлечь внимание от своего нежелания хоть как-то улучшить жизнь российского народа.
— А что в это время будет делать цензура?
— Радоваться получению взяток. Разумеется, не от меня и даже не от тебя, а от каких-нибудь особо прогрессивных общественных деятелей. Найдешь таких?
— Их и искать не надо, есть на любой вкус.
— Цензура должна спохватиться дня через два, конфисковать то, что осталось от тиражей, наложить на кого-нибудь штрафы, газетенку, опубликовавшую первый вариант, вообще закрыть. Разумеется, к тому моменту издатель уже должен получить деньги на основание новой — точно такой же, если не гаже.
— Это так будет выглядеть свобода слова по-русски? — усмехнулся Михаил.
— Нет, только первые шаги к ней. А ты, значит, посмотришь, как на них прореагируют наши поднадзорные и прочая почтеннейшая публика.
— Штаты бы увеличить, — вздохнул Михаил.
— Школу организуй.
— Какую?
— Ну, наверное, благотворительную имени какого-нибудь святого. Это, кстати, задача для всех вас. Что, так и дальше будем подбирать кадры на улице? Нет, господа, собирательство — это первый, самый примитивный этап развития. Кадры надо готовить самим и заранее. В общем, через неделю жду докладную записку на эту тему, с тем, чтобы с девяносто второго года школа уже начала работать. Для начала — в режиме обычного благотворительного учреждения, и начинайте думать, как производить отбор кандидатов в нашу службу и чему их учить.
Как уже говорилось, в своей первой жизни я интересовался историей, но достаточно бессистемно. То есть что-то я знал довольно хорошо, что-то — так себе, а что-то, по каким-то причинам моего интереса не вызвавшее — и вовсе никак. К категории «хорошо» относились мои сведения относительно российской контрразведки в конце девятнадцатого века. Я точно знал, что в это время ее просто не существовало. Относительно же разведки — пожалуй, «так себе», или даже скорее «очень даже так себе». Я был в курсе, что в канцелярии Главного штаба существовал какой-то военно-ученый стол, он вопросами разведки и занимался. Именно «ученый», а не «учетный». Его штат был меньше десяти человек, и ни про какие успехи этой микро-конторы я ничего не слышал.
Уже став императором, я поручил секретариату доложить мне о военной разведке в империи. Вскоре Столыпин принес мне довольно толстый доклад некоего генерала Фельдмана, который, как оказалось, и был управляющим того самого военно-ученого — правда, не стола, а комитета.
Я глянул в угол последней страницы, полюбовался на закорючки «С/Б 99» и вопросил:
— Так что там в оставшемся проценте?
— Весьма неполный перечень наших военных агентов за последние пятнадцать лет, к отправке коих комитет вообще никакого отношения не имеет. Некоторые просто оставляли там свои отчеты, оттого и попали в доклад. А большинство — не оставляли и потому не попали.
— Надо же, не перевелись еще на Руси умные люди. Каково ваше мнение об этом генерале Фельдмане? И как его, кстати, зовут?
— Зовут его Федор Александрович, а сам он — пустое место с роскошной бородой.
— Хм… а во второй папке у вас что?
— Несколько номеров журнала «Разведчик». С моей точки зрения, к интересующей вас теме относится только его название, но я все же решил захватить это с собой. Кроме того, господин Ванновский на журнал смотрит весьма неодобрительно и даже собирается его закрыть.
— Спасибо, вот это уже интересно. Кто издает?
— Некто Березовский. В делах журнала деятельное участие принимает полковник Редигер.
— Что вы о нем можете сказать?
— Пока только то, что он делопроизводитель в канцелярии Военного министерства и профессор Николаевкой академии Генерального штаба.
— Без особой спешки соберите о нем более подробные сведения и в конце года доложите. Журналы оставьте, почитаю на досуге.
— Ясно, ваше величество. Разрешите идти?
Разумеется, ни про какие мои поручения в новом секретариате, в отличие от первого, приоратского, забыть не могли в принципе, и вскоре после беседы с соратниками про мою статью я получил достаточно полное жизнеописание Александра Федоровича Редигера.
Ну что же, подумал, прочитав принесенное. Пожалуй, этому бюрократу и канцеляристу можно поручить написать проект создания Главного разведывательного управления. Причем не забыть сразу сказать, что этот труд будет оплачен сверх служебного оклада. В прошлой жизни я не то чтобы читал, а скорее пролистывал его воспоминания, но запомнил только часто встречавшиеся там пассажи типа «такой-то год закончился с прибытком в пятьсот с чем-то рублей». А по результатам посмотрим, стоит ли его тянуть наверх или пусть себе дальше протирает штаны в канцелярии, считая копеечные прибытки.
Перед самым Рождеством Роговцев и Мосин принесли мне подарки — два опытных экземпляра автомата под патрон девять на двадцать один. Первый особого удивления не вызвал, он напоминал гибрид английского «стена» и немецкого «МП‑40», но с деревянным нескладывающимся прикладом, как у ППШ. Магазин на двадцать пять патронов был коробчатым и смотрел, естественно, вниз.
