Хвороста на поляне не оказалось, он прошелся за деревьями.
Собрал охапку, но Мрака одной охапкой только дразнить, да и самому хорошо
подолгу смотреть в пляшущее пламя, где мелькают призрачные огни, горят дома,
возникают страшные воины, чудовища, Змеи. А в треске угольков слышен треск
горящей кровли, свист стрел и тупые удары мечей и топоров о деревянные щиты...
Он поправил лук за плечами, вдруг да оленя встретит, почти
собрал третью охапку, когда услышал неясный шум. Мрак бы услышал все, что
хотел, и продолжал бы свое дело, но Таргитаю пришлось оставить хворост, как же
не посмотреть, выбрел из-за деревьев...
Трое оборванных разбойников прижали к дереву молодую
женщину. Она отчаянно отбивалась, но двое с хохотом держали ее за руки,
растянув в стороны, сзади не давала отступить сосна, а третий с наглой ухмылкой
потрогал ее за полную грудь, взялся за вырез, сильно рванул... вернее, сделал
движение рвануть.
Платье осталось нетронутым, а он сам резко выпрямился, почти
подпрыгнул. Ей на щеку брызнуло теплым и липким, она вскинула голову, охнула. В
левой глазнице торчал конец длинной оперенной стрелы.
Тут же рядом легонько хрустнуло, словно проломился глиняный
черепок, пересушенный на солнце. Пальцы второго судорожно сжали ее плечо,
разжались. Он начал медленно валиться на землю. Она проводила его непонимающим
взглядом, вздрогнула, из его уха торчал оперенный конец стрелы, а ее
окровавленный наконечник высунулся на длину двух ладоней из другого уха.
На краю поляны стоял, неизвестно как возникший там так
бесшумно, высокий, весь залитый солнечным светом, молодой мужчина. Лицо его
оставалось в тени, но волосы победно горели оранжевым, словно были из солнечных
лучей, плотных и тяжелых, а на разнесенных в стороны голых плечах солнце
скользило, удерживаясь с трудом, как на сглаженных морскими волнами глыбах. И
хотя лицо в тени, но она почему-то подумала, что глаза у него обязательно
голубые... нет, даже синие-синие, ярко-синие.
Оставшийся в живых разбойник отпрыгнул, упал, вломился в
кусты, слышно было, как завопил жалким поросячьим голосом, по кустам
залопотало, словно пронесся град. Красивый герой даже не удостоил его взглядом.
— Кто ты? — прошептала она почти со страхом, потому что
сразу ощутила себя в грязном, порванном чужими пальцами платье, с растрепанной
косой, с пятнами на руках и даже на лице.
— Не бойся, — ответил он мягко. — Никто тебя не обидит.
Он подошел, и она со сладким щемом в груди увидела, что у
него в самом деле синие глаза, и не просто синие, а той яркой, чистой синевы,
что видишь очень редко в небе после сильной грозы. Смотреть приходилось снизу
вверх, ее лицо было на уровне его могучей груди, выпуклые пластины мышц
широкие, как щиты, плечи разнесены в стороны, но голос нежен и мягок, и она,
всмотревшись, потрясенно поняла, что этот юный богатырь почти ребенок, на его
щеках румянец, как у девочки, ресницы пушистые, губы припухли, словно уже готов
ее целовать...
— Кто ты, — повторила она, — ты как бог, что появляется в
тот миг, когда обращаешься с самой жаркой мольбой!
Ей показалось, что он смутился, даже ногой землю копнул
совсем по-детски.
— Почему ты одна? — сказал он с мягким упреком. — И люди
лихие, и зверь не ко всем добрый.
— К тебе, конечно же, — прошептала она, — все звери
добрые...
— Да, — ответил он просто. — Добрые. Ты где живешь?
— Здесь близко, — и добавила совсем некстати, но хотелось
хоть как-то объяснить, что она не всегда замарашка, — я знатного рода! Я из
корня самого Годеня Твердозубого, а через дядю в родстве с самими Гатиличами.
Но если ты отведешь меня в нашу крепость, это во-о-о-н за теми деревьями, я
позабочусь, чтобы тебя наградили...
Ее щеки вспыхнули, снова ощутила, что говорит не то, говорит
привычное, а с этим молодым героем это все шелуха, это даже не слова, он даже
не обижается, как обиделся бы какой-нибудь знатный боярин.
Таргитай оглянулся в сторону полянки, где под кучей хвороста
сложил одежду Олега и Мрака. Оба, волк и жуткая птица, не скоро натешатся, пока
вернутся, он три раза успеет ее отвести до ворот и вернуться.
— Пойдем, — сказал он мягко. — Я позабочусь о тебе.
Олег опустился на землю весь седой от инея. Шерсть
потрескивала, медленно оттаивая, кровь двигалась по телу так медленно, что он
вяло удивился, что сумел опуститься целым, а не грохнулся, как небесный камень.
Мрак сидел у костра, на прутиках жарилось мясо. Олег
торопливо оделся, сел к костру так близко, что волосы затрещали, пахнуло
паленым. Мрак буркнул нехотя:
— Тарха все еще нет.
— За хворостом?
— Там за деревьями приготовлена целая куча. Но он ушел.
— Один?
— Если бы. А то с молодой девкой. В самом соку, ему всегда
такие попадаются. Я прошел немного по следу. Все понятно.
Лязгая зубами, Олег ухватил прут обеими руками, от горячего
мяса шло живительное тепло. Он с наслаждением рвал зубами пахнущие ломти, не
сразу спросил:
— А что... понятно?
— Версты две отсюда крепостица. Все как водится, стена,
четыре башенки, вот только сам терем из камня. Здесь его много, вот и
построили... Крепостица как раз перекрывает вход в Долину Битвы Волхвов.
Олег кивнул:
— Ага, ты ее тоже видел?..
— Видел. Не всю, но достаточно.
— Я сверху видел всю. А за ней — Долина. Мрак, туда уже
начинают стягиваться... эти, всякие. Ну, которые жаждут стать властелинами
мира. Первыми пришли великаны, они заняли северную часть, с востока подходят
целыми волнами лешие, древо-люди... начинают подходить чугайстыри... Но самое
главное, рассмотрел даже плиту в самой середке! На нее и сойдет с небес великий
Род. С вершины Мирового Древа.
Мрак кивнул, но сказал совсем не то, что ожидал Олег:
— Таргитай уже вернулся бы. Над ним никто не имеет власти!
Ни одна девка, ты же знаешь. Даже эти, что песнями, и те не смогли.
— А может, ему там понравилось?
Мрак покачал головой:
— Он знал, что я устрою ему выволочку, бог он или не бог.
Хворост не собрал, костер не разжег...
Олег хмуро посмотрел на небо:
— Солнце уже над деревьями.
— Ну и что?..
— Род явит свой светлый лик ровно в полдень, — напомнил
Олег, — а мы так до сих пор не знаем, что делать...
Мрак даже не слушал, коричневые глаза пожелтели, зрачок стал
сперва черточкой, а потом и вовсе раздвоился. По спине Олега пробежал озноб,
ибо два зрачка, судя по старым книгам, указывали на нечеловека...
