Даже когда лег, набираясь сил для завтрашнего бега через
чужой лес, перед глазами все еще двигались эти странные люди с зеленой кожей,
безучастно проходили мимо несчастных, что висели вниз головами, никто не
выказал ни злобы, ни отвращения...
Уже в полусне мелькнула тревожная мысль, яркая и
всеозаряющая, даже понял, что это за странное племя, почему у них нет огня...
но тяжелый сон навалился, как туша медведя, накрыл его мохнатой шкурой, и Олег
успел только прошептать себе, что утром надо не забыть, сказать, предупредить
Тарха и Мрака...
Таргитай очнулся как от беспамятства. Голова была тяжелая,
словно налитая свинцом, душа стонала и отбивалась, стараясь подогнуть лапки и
снова спать, спать.
Олег лежал, как коней продавши, раскидал руки на всю длину
хижины, левый кулак лежал на груди Таргитая. Таргитай понял, что потому-то и
спалось так спокойно и защищено, что хоть кулак волхва тяжел, но лучше спать
под его рукой, все-таки защита, чем ощутить себя голым и брошенным, как он
всегда чувствует себя в одиночестве.
И все же, сказал он себе, надо выползать из-под опеки
старших. Они не хотят видеть того, что видно ему. И не станут этого делать...
Он осторожно снял кулак Олега, переложил ему же на грудь,
заставил себя подняться, постоял, держась за стенку, пока из головы медленно
уходил сон, а глаза привыкали к темноте. Ночной воздух охладил потное лицо, по
телу прошел озноб. На темном небе с редкими звездами странно выступали острые
крыши хижин. Вдали звездное небо обрывалось сплошной тьмой, там угадывалась стена
леса. Вдали слабо погромыхивало, Таргитай догадался, почему так спалось, а
воздух такой плотный и тяжелый: гроза надвигалась медленно и неотвратимо.
Лестница поскрипывала под его могучим телом, замирал при
каждом движении, затаивался, но везде тихо, и наконец ноги уперлись в твердую
землю. В полной тиши он ощутил легкое дуновение в щеку, догадался, что пролетел
филин, только они умеют летать, не хлопая крыльями как дуры-утки.
Он пригнулся, так легче различать на фоне звездного неба
силуэты, прокрался на корточках, а когда увидел длинное бревно с темными
силуэтами, пальцы судорожно сжали нож.
— Потерпите, — прошептал он. — Я не дам им мучить вас...
Ишь, испытание! Меня тоже испытывали...
Щеки опалило жаром, он чувствовал, как прилила краска стыда.
Три года подряд его одногодки, а потом и те, кто моложе, проходили испытание
перевода из подростков в мужчины, а он позорно не выдерживал, оставался на
следующий год, потом еще на следующий, пока не изгнали из племени вовсе...
Первый парень не мог даже пошевелить губами, только глаза
тупо следили за руками чужака. Таргитай перепилил лыковую веревку на руках и
ногах, затем только догадался перехватить главную, на которой висел несчастный.
Остальных трех освободил уже быстрее. Они долго лежали на земле, медленно приходя
в себя, дышали тяжело, но Таргитай видел, как жизнь возвращается в их тела.
Первый наконец встал, медленно сделал шаг, держась за хижину, покачнулся,
перевел дух, сделал еще шажок, уже увереннее...
Таргитай перевел дух, тихонько попятился. Земля ровная, как
каменная плита, но он ухитрился споткнуться, а когда поднялся, перед глазами
были только столбы хижин, уже не сухие, а покрытые мелкими капельками даже не
росы, а той влаги, что, не дожидаясь дождя, выкарабкивается из воздуха и
увлажняет лицо, одежду, стены.
Олег спал таким богатырским сном, словно не волхв, а тоже
оборотень, только чуть помельче и рыжий. Огромный валун все так же медленно
поднимался и опускался на его груди. Похоже, тяжелый кулак нисколько не мешал
спать безмятежно, словно и не волхв, что горами трясет, бедных зверей пугает.
Вздохнув, Таргитай тихохонько лег с самого краешка. В груди
пели сладкие пташки вирия: он сумел заставить себя проснуться и встать среди
ночи, он спас от мучений четверых парней... Его не спасли, а вот он, помня все,
спас!
Гром прогремел глухо, гроза проходила стороной, но дождь
застучал часто, торопливо, потом зашумел, словно по стенам и крыше разом
забегали тысячи и тысячи крупных муравьев. Два раза блеснуло так ярко, что
Таргитай рассмотрел даже ресницы спящего Олега, потом блеск померк, начал
удаляться, а вскоре и шорох затих, только воздух оставался чистым и свежим,
словно гроза бушевала здесь долго и мощно.
Засыпая, он успел еще чуть погордиться своим подвигом, а
затем провалился... нет, взлетел в сверкающие выси, где он был красивый,
сильный и очень умный, где спасал, бдил, рассуживал, повелевал и всюду делал
людей счастливыми. Даже когда те упирались.
Воздух был влажный, но утреннее солнышко быстро изгоняло
сырь. Ночью, прошел дождь, даже не дождь, а так, дождишко, Мрак в проем видел
мелкие лужи, в которых отражалось солнце. Люди их боязливо обходили, но что
поразило и встревожило Мрака, так это ребятня, что при виде луж вовсе прятались
в хижинах, вместо того, чтобы скакать козликами, разбрызгивая воду.
Снизу доносились встревоженные голоса. Он ловко спрыгнул, не
обращая внимания на лестницу, под ногами чавкнуло. Не лужа, только сырая земля,
но с его весом можно выжать воду даже из сухой земли.
На краю деревни, где стояли хижины простого люда, толпился
народ. Мрак услышал крики ярости, отчаяния, даже вопли. Встревожившись, он
пошел прямо по лужам, не замечая, как испуганно и со страхом смотрят на него
все, как отпрыгивают от капель воды.
Он прошел сквозь толпу, как проходит тур через мелкий
кустарник. Перед ним расступались, открывая дорогу. Сердце в груди начало
колотиться тревожнее, почуяло беду. Он еще не понимал, что тревожное в тех
деревцах, что зеленеют прямо перед хижинами, одно вовсе выросло прямо перед
лестницей, словно пыталось взобраться, но передумало... или не успело.
Разве то тревожно, что они вдруг появились на голой земле,
где еще вчера ничего не росло, он помнит, только утоптанная земля, но сердце
билось все чаще. Он остановился, в груди стало внезапно холодно, как зимой
голым.
Все четверо молодых деревьев еще были людьми, вон их лица,
только глаза уже закрыты, руки подняты кверху, из пальцев выбились зеленые
листочки, а ступни стали широкими, от них в землю пошли молодые тонкие корешки.
— Боги, — прошептал Мрак, — это же те... четверо!
Народ начал расступаться. Мрак резко обернулся, пальцы
застыли на полдороге к поясу. Подходил вождь, которому он всю ночь рассказывал
об их удивительных странствиях. Вождь смотрел мимо гостя, в зеленых глазах, все
больше похожих на наплывы дерева, появилась глубокая печаль.
— Ты узнал их, чужеземец.
— Узнал, — ответил Мрак, голос дрожал и срывался. — Это...
из-за дождя?
— Им оставалось всего сутки, — ответил вождь мертвым
голосом. — Их ступни выжгло бы солнцем так, что они уж не смогли бы... разве
что попав в большую воду надолго... Но им не дали окончить испытание. Это
сделал ты?
