Его как ветром унесло вперед, Таргитай, как обычно, плелся
подобно козе на веревке в хвосте, но потом Олег ощутил, как сзади догоняют
торопливые шаги дударя, просветленный голос прокричал на ухо:
— Олег, а я не бью муравьев! И даже бабочек не трогаю.
Он сжал челюсти, но решил молчать, не ввязываться в
объяснения дураку, сам дураком станешь, а то и обгонишь.
Впереди между деревьями мелькала широкая спина в волчьей
шкуре. А когда исчезала, оба могли ощутить куда унесся оборотень по примятой
траве, сдвинутой ветви куста, вскрикнувшей птахе, даже по запаху, едва
заметному, но так отличающемуся от стойких неизменяемых запахов дремучего леса.
Глава 16
Они выскочили на открытое место, где солнце, хоть и висело
уж над вершинами далеких деревьев, прыгнуло им на головы и плечи с собачьим
азартом, накалило, словно спешило остаток теплых осенних дней вогнать в один
час..
Таргитай на бегу засматривался то на синее небо, то
высматривал норки сусликов, всего раз запнулся о человеческий череп и
растянулся, а так бежал рядом с Мраком, не отставал. Олег двигался все еще
хмурый, на друзей смотреть избегал.
По небу двигались кучерявые облака, меняли форму,
превращались то в диковинные терема, то в страшных грифонов. Таргитай сказал
мечтательно:
— А вон по небу крокодилы летят!
— Осень, вот и летят, — пробурчал Мрак.
Прокаленная на солнце земля гудела под сапогами. Деревья
стояли редко, солнце прожгло землю так, что трава пожухла, скукожилась, а
поджарые и злые муравьи шныряли с такой скоростью, словно бегали по раскаленной
сковороде.
Таргитай на бегу вытер лоб, сказал мечтательно:
— Хороший бы дождик... все бы полезло из земли...
Мрак метнул сердитый взгляд:
— Типун тебе на язык, дурень! Ну, вылезут... Опять со всеми
драться?
Он не видел изумленного взгляда Олега. Оборотень впервые
признался, что ему не хочется драться. А раньше просто искал повод. Однажды,
когда шли через пустыню и подраться было не с кем, от тоски предлагал Таргитаю
пряник, только бы разок дать в ухо.
Со всеми нами что-то происходит, подумал Олег мрачно. Другие
за жизнь не узнают того, что мы испытали и перенесли за то время, как вышли из
Леса.
А Таргитай, пытаясь отогнать мысли о жаре и комарах,
представил себе, как идет по глубокому снегу, как холодный ветер морозит лицо.
Как бежит, разбрасывая снег, задевает ветки, а с деревьев падают огромные
комья, способные сшибить на лету озябшую ворону...
Он замычал от тоски. Передернул плечами. Мрак спросил
подозрительно.
— Что с тобой?
— Зз-з-з-аю...
— Что? — переспросил Мрак ошарашено.
— Замерз, говорю, — ответил Таргитай, зубы его лязгнули. —
Помню, как через лес бежали зимой наперегонки...
Мрак сплюнул, бросил Олегу:
— Стань между мной и этим... богом. А то зашибу. Не
посмотрю, что он — надежда человечества.
Олег посмотрел на Таргитая, тот тащился уже несчастный,
повесив голову, подумал, что надежда человечества довольно жалкая. Но заменить
ее пока нечем.
— Это воображение, Мрак, — объяснил он. — Чтобы заклятие
сработало... или песня... надо очень точно и ярко представить...
Мрак зарычал в бешенстве, ускорил шаг. Один дурак, второй —
зануда. Непонятно, что хуже: слушать дурацкие речи или же умные. Где-то они
сходятся.
Земля медленно, незаметно словно бы пошла вверх. Это был еще
не косогор, но гигантская плита. Одним краем в конце-концов упрется в небо, так
вообразил себе Таргитай, и сразу же начал слагать песню о том, как люди начали
ходить в эти заоблачные выси, проникать в вирий, в свой и чужие, проведывали
давно померших родителей, общались с богами, и мир стал лучше, справедливее,
никто никого не обижал и не гонял, как гоняет их жестокий Мрак...
— А Мрак, — сказал он вслух, — скоро что-нибудь собьет
вкусное... Толстого молодого гуся или хотя бы пару уток...
Мрак услышал, переспросил ядовито:
— Пару? А харя не треснет?
— Ну, Мрак... тебе что, жалко?.. Я и то как-то одной стрелой
сразу шесть уток...
Мрак кивнул, не удивился, а Олег спросил недоверчиво:
— Одной стрелой? Не может быть.
— Может, — сказал Таргитай. — Я попал в утиное гнездо.яяяя
Олег подумал, сказал еще увереннее:
— Врешь. Утка кладет не больше пяти яиц.
Мрак, не слушая их, шел все медленнее. На него поглядывали с
недоумением, потом Олег первым заметил настороженность в мире. Не пели птицы, в
траве не трещали кузнечики, Деревья тихие, только изредка с какого срывается
прогнивший сук.
Олегу, наконец, почудилось, что земля слегка вздрагивает.
Или даже не вздрагивает, но ей как-то неспокойно, не спит.
Исполинский каменный пласт, по которому двигались полдня,
наконец-то оборвался задорно вздыбленным гребешком, словно плиту остановили
молодецким ударом в зубы. Таргитай раньше всех выбежал к краю, ахнул, но руками
не замахал, не опасно, так что Мрак и Олег поднялись к нему неспешно.
Внизу в близкой долине ровными квадратами шла конница.
Всадники блестели доспехами, конская сбруя разбрасывала солнечные зайчики.
Следом выступали пешие, все при щитах, многие даже в железных шапках, а позади
огромного войска, что заполонило долину, огромные толстые кони тащили
катапульты и баллисты. Высокие колеса скрипели. Погружались в землю чуть ли не
по обода, но кони шли мощно и упорно, не задерживались, как грозно и
неотвратимо выступало все войско.
— Вот это сила, — проговорил наконец Мрак медленно. Его
зоркие волчьи глаза успели окинуть все войско разом, теперь придирчиво
осматривали каждого всадника, каждого пешего ратника, щупали толстые ремни на
катапультах. — Да, ребята изготовились к бою всерьез... Похоже, это как раз то,
что нам надо.
— А что нам надо? — спросил Таргитай.
— Нам надо Перо для людей, — ответил за Мрака Олег, — только
я не уверен, что это подготовленное войско что-то сможет.
Мрак возразил:
— Да ты погляди! Они рождены для битв. Я вижу их лица. Они
прямо полыхают ненавистью. Воеводы, что вон впереди, все в шрамах, у одного нос
перебит, у другого бровь рассечена, у третьего скулу снесли напрочь... Видишь?
— Не вижу, — огрызнулся Олег. — У меня внутреннее зрение
сильнее, понял?
— А что хорошего смотреть во внутренности? — искренне
удивился Мрак.
