— Может быть, хоть эти, — сказал Олег с надеждой.
— Что? — не понял Мрак.
— Хоть эти начнут разговаривать.
— Сдурел, — удивился Мрак. — Таких, которые умеют, в армию
не берут. Да и сами не больно рвутся.
Олег вздохнул и расставил ноги на ширину плеч, перехватил
пику поудобнее для долгого и нелепого боя. Добрый Таргитай, жалея Олега, встал
от него справа, и когда всадники налетели так же молча и страшно, первым вышиб
из седла красивого и сильного, развернулся и снес второго.
Мрак вытер с лица горячее и мокрое, поморщился: дурак меры
не знает, зря силы тратит, лупит так, будто скалы ломает, а не колотит головы,
что по крепости уступают даже глиняным горшкам...
Когда от двенадцати остался один, невры видели, как этот
уцелевший заставил коня попятиться, что вызвало у Олега радостный вздох: хоть
один понял, а у Мрака скептическую ухмылку: все они понимают, когда рога сшибут
да и по голове шарахнут.
Всадник галопом помчался к основному войску, но оттуда и так
уже двинулась целая масса конных, на этот раз впереди скакали два старых воина
в богатых одеждах, которых Мрак счел воеводами. Обгоняя их, вперед вырвались на
тяжелых конях всадники в добротных доспехах, склонившись к конским гривам, а
впереди свирепо блестели широкие наконечники копий.
Мрак посерьезнел, отодвинул изгоев и вышел навстречу. Они
видели, как напряглись и распустились мышцы на спине и плечах, а руки
раздвинулись в стороны и замерли в ожидании, когда неуловимый миг отделяет
жизнь от смерти в виде пронзающего тело острого железа, что рвет внутренности,
ослепляет болью.
На него налетели сразу трое. Мрак колыхнулся, как тонкое
деревцо под ударами ветра, исчез, изгои видели только размытые движения, но два
седла разом опустели, в одном возник Мрак, уже со страшно вскинутым топором, но
тут на них самих налетели, впервые к грохоту копыт примешались яростные крики,
ругань, и Олег вынужденно заметался из стороны в сторону, защищаясь от ударов,
от этой защиты пустели седла, он сам оказался в седле и частичкой сознания со
стыдом понял, что всегда подражает грубому, недалекому Мраку, ибо тот живет
среди таких же грубых и простых людей и знает, что делать, а вот он, Олег...
На одном коне, белом и красивом жеребце с огненными глазами,
уже вертелся Таргитай и размахивал огромной булавой. Вокруг него возникал
простор, ибо певец часто попадал и по коням, те жалобно кричали и катились в
дорожную пыль, как брошенные с размаху камешки.
Воеводы остановились на возвышении, молча и неподвижно
наблюдали за схваткой. К ним подъехали лучники, встали в три ряда. У каждого за
спиной белел широкий колчан из бересты, полный длинных оперенных стрел, а луки
тоже длинные, почти в человеческий рост.
Мрак наконец взревел страшно и зло. Предплечье оросилось
красным, Олег подал своего коня в его сторону, вдруг да оборотню нужна помощь,
но Мрак зло оскалил зубы, раненой рукой схватил одного несчастного и поднял в
воздух. Вопль прервался в зловещем хрусте костей. Воин обмяк и повис как мокрая
тряпка, а Мрак мощно швырнул его, едва не свалив коня, в сторону холма с
воеводами.
— Опять деремся! — вскричал Таргитай горестно. — Когда же
это кончится!
— Никогда, — рявкнул Мрак окрыленно.
— Правда?
— А что мы — жабы?
— Жабы тоже бьются, — крикнул Олег.
— Вот видишь, — сказал Мрак. — Даже жабы...
— Но мы ж не жабы, — сказал Олег с тоской. — Мы не жабы!
Судя по лицу Мрака, он хотел сказать, что, тем более, будут
драться, кусаться, рвать зубами, но от холма раздался тягучий хриплый вой
боевого рога. Уцелевшие из всадников начали подавать коней назад, на земле
бились раненые, сновали и сипло ругались сорванными голосами люди, уже не
страшные, уже раздавленные и униженные, брошенные в пыль и кровь.
Мрак со злой гордостью оглядел изгоев. Ни тот, ни другой не
хотели драться, но вокруг них убитых и покалеченных не меньше, чем вокруг его
коня, теперь уже его. Сами забрызганы кровью, бока в красных потеках, копыта
скользят в темно-красных лужах, но уже и кони пугливо слушаются новых седоков,
и сами изгои даже не очень запыхались.
Он нагнулся, подхватил широкий щит, швырнул Олегу, второй
бросил Таргитаю, оба поймали на лету, даже не шелохнулись, выбрал среди павших
и себе:
— Готовятся стрелами... Будьте готовы.
Олег и Таргитай укрыли себя со стороны холма щитами, у Олега
все еще в руке копье, которым тот умеет бить и острием, и тупым концом, и даже
серединой, а Таргитай подбросил булаву, не слишком высоко, чтобы не остаться
без оружия даже на миг, поймал и лихо завертел в пальцах, любуясь красивым
творением умелого кузнеца.
Лучники раздвинулись, давая дорогу воеводам. Оба поехали
медленно, стремя в стремя. Невры ждали молча, Олег попытался встретить их
первым, но Мрак ткнул своего жеребца в бок, тот оттеснил коня волхва.
Не доезжая шагов пяти, воеводы остановились. Первый помолчал,
суровый и неподвижный, невры тоже молчали, хотя Олег порывался начать разговор,
но Мраку виднее.
— Вы не урюпинцы, — сказал, наконец, воевода.
Глава 17
— И не жаворонки, — ответил Мрак. — И не рыбы. Отец, тебе
придется долго перечислять, кто мы «не». Вы чего такие злые? Идем себе, птичек
слушаем, кузнечиков шугаем, никого не трогаем. И тут на тебе: бегут, кричат,
топочут...
Воеводы переглянулись, второй смолчал, а первый сказал тем
же тяжелым голосом:
— Вы трое странствующих героев?
— Разве герои гуси, — усомнился Мрак, — чтобы ходить стаями?
Воевода осмотрел Олега и Таргитая, оба чувствовали его
цепкий взор, но вроде не совсем слуги, зачем оставаться в челяди, если в этом
мире человека больше ценят за молодецкий удар по голове другого человека...
— Вы герои, — сказал воевода уже увереннее, — только для
вашей тайной цели вам надо...
Крик, который нарастал издалека, заставил его прервать речь.
Второй воевода уже развернул коня. Из-за леса неслась тяжелая конница, во главе
мчался на легком коне человек с боевым прапором. Ветер рвал и трепал полотнище,
рот всадника был разинут в беззвучном крике. Конница, что мчалась за ним,
выплескивалась и выливалась мрачными тяжелыми волнами.
Налетчики поспешно выстраивались для обороны, но было видно,
что их либо сметут, как спелые колосья, либо изрубят в коротком бою, после чего
помчатся освобождать полон. А легкие всадники уже торопливо угоняли захваченный
скот и пленных, а кто отставал, нещадно убивали.
Воевода повернулся всем телом к изгоям, голос был тяжелым:
