В просторной комнате огрядная баба, стоя к ним задом,
возилась у печи. В руках у нее явно был ухват, а когда развернулась, черные
рога ухвата цепко зажали чугунок. Из-под крышки булькало, выбивались запахи
пшенной каши с салом.
— Доброго здоровья, — поприветстовался Мрак. Подумал и добавил
с сомнением, — добрым людям.
Баба, не отрывая от гостей взгляда, осторожно переставила
горшок на середину стола, лишь тогда улыбнулась:
— И вам того же, странники.
Лицо у нее было доброе, некрасивое, но с теми черточками,
что сразу распознаешь человека бесхитростного, простого, готового свое отдать,
но никогда не брать чужого. Даже как стояла, рассматривала гостей, было видно
простую натуру, не привыкшую хитрить, грести к себе.
— Доброго здоровья, — повторил Мрак. — А где ж хозяин?
Судя по виду избушки, здесь давно обходились без хозяина, но
баба к их удивлению ответила без смущения:
— Хозяин отлучился. Недалеко здесь...
В ее голове прозвучала заминка, Мрак сразу спросил
понимающе:
— В корчму?
— Да, — вздохнула она. — Он у нас тихий, безответный... Да
вы садитесь за стол! Как раз кашка поспела.
Олег покосился на Таргитая, тот вроде бы еще в корчму не
просится, хотя, может быть, просто не пришло в голову, что там место всем тихим
и безответным, а Мрак уже по-хозяйски перешагнул лавку, сел, положив локти на
стол, спросил понимающе:
— Обижают?
— Еще как, — вздохнула она. Быстро сняла с мисника три
тарелки, поглядела на гостей оценивающе, без сожаления поставила их обратно и
вытащила большие миски. Да и то в ее глазах мелькнуло сожаление, что в доме не
найдется трех тазиков. — Уж он и огород помогал соседям вскопать... и забор им
чинил, денег дал на свадьбу ихней дочери... надо сказать, такую уродину никто
бы не взял, если бы не доброе приданое... Так нет же, все им не так!
Олег и Таргитай вежливо сели, с наслаждением вдыхали запах
горячей каши. Баба сняла крышку, ароматный пар вырвался душистым облаком,
ударил в ноздри. Олег засопел, а Таргитай шумно сглотнул слюну.
Дверь скрипнула. Олег застыл с ложкой во рту, Мрак хмыкнул,
только Таргитай во все глаза рассматривал странное существо. Оно возникло на
пороге неожиданно, хотя такому обрубку лежать бы под крыльцом: голова почти
квадратная, громадная, тельце худое, с огромным вздутым животом, ножки кривые.
Хозяйка сказала торопливо:
— Это наш сынок!
— А, — сказал Мрак, он продолжал мерно зачерпывать кашу, но
глаза не отрывались от уродливого дитяти. Тот перехватил взгляд чудного
человека, зло оскалился. У Олега по коже побежали мурашки: зубы у ребенка были
острые и совсем не человечьи, а как у большой хищной рыбы.
— Это он трубу ломал, — узнал Таргитай. — Он!
— Больно буйный, — заметил Мрак равнодушно.
Баба посмотрела пугливо, затравлено, словно зверек из
темного угла, но голос незнакомца был ровный, без осуждения. Да и вид у него
такой, что скажи, будто сам в детстве был тихим, можно привязывать камень к
ногам и бросать в реку.
Она проговорила нерешительно:
— Да, люди жалуются...
— На такого малого? — удивился Мрак.
— Да им что, — вздохнула она еще горестнее. — Не понимают,
дите малое... Оно ж еще не понимает, что хорошо, а что делать нельзя. Да и
вообще он...
Она замялась, Мрак бухнул:
— Что?
— Немтырь он, — вздохнула женщина. — Не говорит, хотя уже
пятый годок пошел...
Судя по виду Мрака, он явно усомнился, что дите малое, если
вон какие булыжники летели с грохотом, сам видел, как малое дите швыряло даже
за забор, явно метило в чужих собак.
— Люди злые, — согласился он, — только своих детей хвалят.
— Это точно, — согласилась она с живостью, — чего только от
них не наслушаешься! И вежественные, и тихие, и старших чтут... А я вижу, какие
они вежественные, если вчера вон камнями нищего гнали от своего дома!
Щеки порозовели, она словно распрямилась, равнодушие гостя к
ее ребенку совсем не испугало и не огорчило, а совсем наоборот, она перевела
дух с облегчением, но Олег, в отличие от оборотня, смотрел с интересом,
всматривался в непомерно большую голову, широкий рот, толстый живот. Когда
ребенок сморщил ему устрашающую гримасу, зубы показались чересчур длинными и
острыми, а клики размером с волчьи.
— Он тихий, — сказала женщина и ему торопливо. — Это он
так... улыбается.
— Тихий, — повторил Мрак с неодобрением. — Что за мужчина из
тихого ребенка? Я в детстве, помню, чуть деревню не спалил... А раз тихий, то
либо в баклушечники, а то и во что-нибудь еще хуже... в волхвы, к примеру.
— Ну, он не всегда тихий, — призналась она с усилием, — он
застенчив... и, бывает, шалит... Но мы всем соседям сразу платим сколько запросят,
если он что у них испортит или сломает.
Мрак кивнул:
— Дети — есть дети. Мы на сеновале ляжем. Я заметил, там еще
сенца осталось малость. А вон по улице телега, полная сена, катит к вашему
двору... Для вас?
— Нет, для козы, — пояснила женщина. — Мы сами, знаете ли,
хозяйством почти перестали заниматься. Ребенок не то, что слишком шалит, но за
ним нужен глаз да глаз, вот и запустили двор... Но как-то еще живем.
Мрак посмотрел на широкую ляду, что прикрывала лаз в погреб,
прикинул его размеры, кивнул, жить так все же можно. Запасов там явно на
две-три зимы, да и теперь, судя по столу, живут не совсем уж нищенски.
— Эй, малыш, — позвал он повелительно, — а ну-ка иди сюда.
Мальчонка поглядел исподлобья. Злые волчьи глаза блеснули
злобой. Верхняя губа приподнялась, показывая острый клык. Мрак согнал улыбку с
лица, его губа справа приподнялась, показав клык в три раза длиннее, а из горла
едва слышно донеслось низкое рычание.
Женщина отшатнулась, а мальчишка застыл, глаза уставились в
темное лицо странного человека. Мрак поманил пальцем, мальчонка послушно
подошел.
— Ты что же это, мерзавец, — сказал Мрак внятно, — трубу
разломал?.. Твои отец и мать уже не маленькие, чтобы всякий раз на крышу
лазить!.. Сегодня же чтоб починил!.. Сам. И больше не ломай. Тебе что, мало
соседских труб? Да и те по ночам можно только, чтоб никто не видел. Так даже
интереснее... Но это я так, к слову. Ты мне другое скажи: есть дорога отсюда к
Верховному Упырю?
Мальчонка смотрел, вытаращив глаза. Это было страшно, когда
из-под массивных надбровных дуг, похожих на медвежьи, глаза блестели уже не из
глубоких щелей, а выпучились как у совы.