Женщина снова сказала жалко, но в голосе был уже упрек:
— Я ж сказала, он не говорит. Немтырем уродился...
Мрак в упор смотрел на мальчонку:
— Так ты и этого даже не знаешь?.. Да, в самом деле дурачок.
Мальчишка смотрел с ненавистью, лицо страшно побагровело.
Синие губы с трудом шевельнулись, слова вышли квакающие, почти нечеловеческие:
— Зачем... Великий Упырь... Никто не смеет...
— Да мы все смеем, — отмахнулся Мрак. — Тебе ж тоже нельзя
трубу ломать, и никто не смеет такое непотребство чинить, но ты-то полез на
крышу?.. Вот и мы лезем. Так как, говоришь?.. Ты квакай, квакай. Потом и вовсе
расквакаешься по-человечьи. Привычка нужна. Вон как твоя маманя обрадовалась,
сейчас заревет... Чего радуется, дура-баба? Завтра пожалеет, да уже не
замолчишь, не замолчишь...
А Таргитай, чувствуя себя сытым, вышел во двор, сел на
крылечке. Рядом бы коту греться на солнышке, но во дворе такое запустение, что
любой кот сбежит, коты — звери домовитые, это собака за хозяином в огонь и в
воду, а коту на хозяина плевать с высокого дерева, ему хозяйство важнее, но
какое хозяйство во дворе, где бурьян до пояса? И такой густой, плотный, под его
широкими стеблями непонятно что и завелось... Забора нет, на и зачем, если во
дворе ни козы, ни поросят, ни даже кур или гусей?
К заборчику, что отделял их двор от соседского, подошел
длинноволосый мужик, пугливо огляделся по сторонам, украдкой поманил его
пальцем. Заинтересованный Таргитай не поленился встать, спрятал дудочку. Мужик
наблюдал за его приближением настороженно, вздыхал и переступал с ноги на ногу,
словно еще не решил, сказать что-то важное, или бежать без оглядки.
— Ты того, — сказал он негромко, почти шепотом, — гость,
да?.. Недоброе место выбрали для ночлега.
— А что не так?
— Ребенок у них подменыш, — прошептал мужик совсем тихо.
Таргитай смотрел, ждал продолжения, но мужик уже умолк,
полагая, что и так сказал много, даже лишнее, и Таргитай наконец спросил тупо:
— И что?
— Как что? — удивился мужик. — Ты что же, не знаешь, что
есть подменыш?
— Не знаю, — признался Таргитай. — Это Олег у нас все знает,
ему так надо, он у нас волхв. А я дурак, мне можно не знать. Я и так живу,
незнаемый.
— Эх, — сказал мужик с жалостью. Он оглядел Таргитая с
головы до ног, задержал взор на его честном румяном лице с пухлыми девичьими
губами, глаза чистые, невинные. — Да, ты совсем не для волхвов... Подменыш —
это когда ребенка еще в колыбельке подменят... понял? Ну, те подменят, понял?..
Лесные, горные, болотные, водяные... У нас лес рядом, так что чаще всего те,
лесные, своих уродов нам подбрасывают, а наших воруют!
Таргитай спросил тупо:
— Зачем?
— Как зачем? — изумился мужик. — У них уроды, а наши дети —
сам понимаешь... Ихние так и растут тупыми, как валенки, разговаривать не
умеют... а какой и пытается, все одно не выходит. А наши у них, понятно, и
работают, и племя их гадкое обихаживают. Так что держите уши на макушке. Как бы
порчу не навел! А еще лучше, удирали бы вовсе от такого соседства.
— Бедные, — искренне пожалел Таргитай.
— Сами виноваты, — заявил сосед убежденно. — Либо баба
спала, отвернувшись рылом от дитяти, либо красную ленточку на ручку не
повязала... На жатве, говорят, оставляла колыбель под стогом... Не только мавки
или полевки, простой волк мог бы украсть ребенка! Да и колыбельку, говорят, не
окуривала травами, порог переступала когда правой, а когда левой, не плевалась,
когда по небу хвостатая звезда...
Таргитай сказал жалостливо:
— Теперь уж ничего не поделаешь. Не убивать же...
— Зачем? — удивился мужик. — Надо заставить их забрать этого
гаденыша! Это ж просто. Нужно просто-напросто высечь березовым прутом на пороге
хаты... но сперва тем же прутом хорошо выпороть жабу... чем толще, тем лучше.
Да, и прут чтоб толще, и жаба. Если не найдут порог в собственной хате, то
можно еще сечь на меже, на перекрестке, даже на развилке дорог, как вот у нас
прямо за околицей!.. Так нет же, не решаются!.. Конечно, пороть может не
каждый, а либо пастух, либо волхв, либо мальчонка, рожденный во грехе, но у
нас, говорят, почти каждый третий во грехе, а если на самом деле, то
безгрешного и отыскать трудно... Зато те, не наши, сразу бы забрали своего, а
человечонка вернули бы! Конечно, возвращенный долго болеет, а то и помирает, но
все же это свой, нашенский! И похоронить можно рядом со своими!!!.. А теперь
живи с такими по соседству! Я бы убежал, да уже привык к этой реке, березам на
околице... А так бы и золото их гадкое не удержало бы.
Таргитай вспомнил, что их запасы из вирия Мрак почти все
отдал Лиске с Корой, в мешке золота скоро не останется, поинтересовался:
— А что, они вам золото дают?
Мужик сказал уже неприязненно:
— А как же иначе? Ихний гаденыш то плетень наш повалит, то
курицу задушит, то свиней выпустит... на волю, говорит. Вот и возмещают!
Он уже отступал, явно терзаясь своей откровенностью с
дураком, по роже видно, а Таргитай крикнул вдогонку:
— А у них откуда берется? Наш старший говорит, что они на
работящих не больно похожи...
Мужик крикнул почти от крыльца:
— А их змееныш приносит!.. Навроде в благодарность, что не
удавили, а все еще нянчатся.
Глава 20
Таргитай почесал голову, но ничего путного не приходило, но
продолжал драть ногтями голову, хоть и нет умных мыслей, но приятно, просто
приятно, и, почесывая сперва голову, потом спину, затем бока, медленно побрел
обратно.
Дверь неспешно отворилась, навстречу вышел Олег. Прищурился,
внимательно рассматривал небо. Там в свете заходящего солнца грозно встали
исполинские фигуры трех ратников, все в остроконечных шлемах, толстые, слегка
размытые, но их видно было так четко, что Таргитай осмелился указать на них
Олегу.
Волхв всмотрелся, наморщил лоб:
— Да, ты прав, завтра с утра дождь... Но малый, скоро
кончится.
— А эти, — он указал пальцем, — эти, которые с мечами?
Олег скользнул равнодушным взором по тучам, перевел взгляд на
дорогу впереди:
— А что с мечами?.. Как говорит Мрак, когда встретим, тогда
и решим.
— Да нет, — возразил Таргитай, — я говорю о вон тех!
Олег проследил за пальцем Таргитая, с недоумением перевел
взор на его раскрасневшееся лицо. Зеленые глаза волхва были внимательными,
серьезными.
— О ком?
