Я закрываю кухонный шкаф. Пусть Эндрю пользуется этой посудой. Всем, что я накупила. Я ничего не трону в знак того, что не держу на него зла.
И когда я уже застегиваю пальто, раздается скрип ключа в замке. Вот принесла нелегкая! Я выключаю свет в кухне и выхожу в коридор. Тут дверь открывается и до меня долетает женский голос.
Проскользнув в кухню, я прижимаюсь к стене за холодильником. Сердце колотится так бешено, что я боюсь, они услышат его стук.
– Я повешу твое пальто, – говорит Эндрю.
Его гостья что-то отвечает, но я не могу разобрать слов. Голос женский, в этом нет никаких сомнений. Замерев в своем укрытии, я судорожно решаю, как поступить. Может, просто выйти, как ни в чем не бывало? Нет, это будет выглядеть, словно я за ними подглядывала. Но если они меня обнаружат, то выйдет еще хуже. Покинутая женщина, притаившись в засаде, вынашивает планы кровавой мести.
– Я так рад, что ты пришла, – произносит Эндрю. – Ты освещаешь все вокруг, как солнышко.
В ответ она разражается идиотским хихиканьем. У меня перехватывает дыхание. Я зажимаю рот рукой, чтобы не вскрикнуть.
Судя по доносящимся до меня звукам, Эндрю открывает бар и достает оттуда бутылку.
– Давай поднимемся наверх, в спальню, – предлагает он.
Она снова разражается хихиканьем.
Стоя в темной кухне, я вижу, как Эндрю поднимается по лестнице с бутылкой «Гленливет» и двумя стаканами в руках. По пятам за ним следует Меган.
На следующий день я стою у дверей дома Эндрю и встречаю грузовой фургон. Из фургона выходят четыре дюжих грузчика в синих комбинезонах и кожаных перчатках.
– Ну, что надо перевезти, мисс? – спрашивает один, с козлиной бородкой.
– Я хочу вывезти из квартиры номер четыре абсолютно все.
– Все-все?
– Именно так. За исключением коричневого кресла в гостиной. – Я открываю дверь подъезда. – Так и быть, матрас оставьте тоже.
Я набиваю коробки постельным бельем и полотенцами, тарелками, кастрюлями и столовыми приборами. Грузчики вытаскивают мебель. В поте лица мы трудимся часа три, но успеваем закончить до возращения Эндрю. Удовлетворенно оглядываюсь по сторонам. Теперь здесь ничего не напоминает обо мне. Квартира, так и не ставшая для меня домом, имеет совершенно нежилой вид.
– Ну и куда все это везти? – спрашивает грузчик с козлиной бородкой.
– Кэрролл-авеню, Джошуа-Хаус.
Утром 11 декабря я с полным баком бензина и полным багажником подарков отправляюсь на рождественский обед к родителям Кэрри. Два часа спустя паркую машину у обочины, в длинном ряду других автомобилей. Я устала, меня подташнивает, но при виде симпатичного желтого особняка в душе вспыхивает радость. Во дворе выложена надпись, почти занесенная снегом: «Здесь живет счастливая семья». Кое-что в этой жизни не меняется, и это здорово, думаю я с улыбкой.
Цепочки следов на снегу говорят о том, что гостей сегодня собралось немало. Когда я достаю подарки из багажника, дверь дома открывается и оттуда выходит женщина в джинсах и флисовой жилетке. Она идет по дорожке, поскальзывается и чуть не падает. Мы обе прыскаем со смеху.
– Бретель! – кричит она. – Ты приехала! Поверить не могу!
Мы сжимаем друг друга в объятиях. Глаза мои полны слез.
– До чего я рада тебя видеть, – бормочу я. – Ради этого стоило тащиться в такую даль.
Кэрри отступает на шаг в сторону, разглядывая меня:
– Вау! Ты даже симпатичнее, чем на фотографии в «Фейсбуке».
Я качаю головой и тоже смотрю на нее во все глаза. Каштановые волосы подстрижены коротко, почти по-мужски. Несомненно, она чуть полновата – не меньше пятнадцати фунтов лишнего веса, – но при ее высоком росте это не слишком заметно. Ее гладкая кожа сияет румянцем, огромные голубые глаза за стеклами очков лучатся радостью.
– А ты, ты просто красавица! – выдыхаю я и стряхиваю снег с ее рукава.
– Идем скорей в дом!
– Подожди. Прежде я должна кое-что сделать. – Я беру ее за локоть и смотрю ей прямо в глаза. – Прости меня, Кэрри. Прости за то, что я так с тобой поступила.
Ее румянец становится еще ярче.
– Какая ты смешная! – машет она рукой. – Мне не за что тебя прощать. Идем наконец! – тянет она меня за рукав. – Все уже тебя заждались!
Запах свежесваренного кофе, болтовня и смех, доносящиеся из комнаты, – все это словно возвращает меня в прошлое, в старый дом Ньюсомов на Артур-стрит. Трое детей Кэрри, представители двух рас, сидят за дубовым столом с иголками в руках и нанизывают на длинную нить попкорн и ягоды клюквы. Я опускаюсь на стул рядом с девятилетней Тейлой.
– Помню, как-то на Рождество мы с твоей мамой, бабушкой и дедушкой тоже делали ожерелье из попкорна. Тогда мы все вместе ездили на север, в Эгг-Харбор. – Я поворачиваюсь к Кэрри. – До сих пор помню старый деревянный дом твоих бабушки и дедушки. Там было так уютно.
– Сейчас этот дом принадлежит моим родителям, – сообщает Кэрри. – У нас будет повод вспомнить прошлое. Папа всю неделю пересматривал старые видео, отбирал, что стоит показать в честь твоего приезда. Наверняка там есть кадры, снятые в Эгг-Харборе.
– Да, из твоего папы вышел бы классный кинооператор. Я помню, он никогда не расставался с камерой. Помнишь, он снял, как мы с тобой загораем, а вокруг еще лежит снег?
Мы заливаемся смехом. Тут в комнату входит Стелла с чашкой кофе в руках. Она невысокого роста, худенькая. Коротко подстриженные белокурые волосы, очки в темной оправе. Выглядит она очень серьезной, немного суровой и напоминает тренера по фитнесу. Но, стоит ей улыбнуться, черты ее смягчаются, выражение становится приветливым и дружелюбным.
– Привет, Бретт! Как здорово, что ты приехала!
Она ставит на стол чашку, подходит ко мне и протягивает руку. Сияя улыбкой, смотрит мне в глаза:
– Кстати, меня зовут Стелла.
Я расплываюсь в улыбке, радуюсь тому, что Кэрри сделала такой удачный выбор. Вместо того чтобы пожать руку Стеллы, я заключаю ее в объятия:
– Страшно рада с тобой познакомиться, Стелла.
– Я тоже. Кэрри все утро проторчала у окна, выглядывала, не едешь ли ты. Прежде она так сильно волновалась лишь тогда, когда у нас появлялся очередной ребенок. – Стелла смеется и подмигивает Тейле. – Хочешь кофе? – обращается она ко мне.
– А может, лучше стаканчик «Кровавой Мэри»? – вскинув бровь, предлагает Кэрри. – Еще есть «Мимоза» и мамин фирменный яичный коктейль.
Я смотрю на детей, которые пьют горячий шоколад из больших кружек.
– А еще шоколад у вас есть?
– Шоколад?
Я кладу руку на живот:
– Да, сейчас мне стоит воздержаться от спиртного.
