Зафаэль положил ему руку на плечо. Этот жест он столь часто видел у Абрасакса, когда тот позволял сознанию вернуться в тело, что начал невольно подражать.
– Прости. Слишком уж заигрался. В последнее время ловлю себя постоянно на мысли о том, кто сейчас в моей голове: я или Абрасакс. И зачастую уже не могу ответить точно.
Гигант улыбнулся, вернувшись к своим приборам.
– Ну вот и все, – сказал он вскоре, – мы на траектории. Теперь остается только ждать.
Зафаэль же вглядывался сквозь стекло рубки в глубь тумана, будто что-то мог различить за ним, не видимое обычному глазу.
Аркадий проснулся так же внезапно, как и уснул. Стояла полная тишина, лишь волны слегка бились о борт судна. Резко поднявшись, он увидел, что напротив него опять сидит плосколицый капитан.
– Выспался? Тогда поднимайся на палубу, – сказал тот и вышел.
Стругацкий выбрался вслед за ним. Опираясь на обвисшие леера, Зафаэль с боцманом стояли у борта и пялились в висевший кругом густой туман.
Подойдя к ним, сквозь небольшой просвет увидел недалеко от судна кусок какой-то каменистой местности. Невольно спросил:
– Где мы?
– Планета Фаэтон, блин. Не задавай глупых вопросов, старлей, и помолчи пока, – тихо ответил капитан.
Минут пять длилось вязкое безмолвие. Не было слышно даже крика птиц, обычно оккупировавших прибрежную зону.
– Нет, рановато еще, – внезапно сказал Зафаэль. – Слушай, Герион, у тебя найдется чего перекусить?
– Как же не найтись, найдется. Спускайтесь вниз.
Когда Аркадий протиснулся вслед за Зафаэлем на такой же маленький, как и их каюта, кампус, то только тут вспомнил, что не ел со вчерашнего дня.
На столе стоял матово-черный плоский котелок, в котором дымилась гречневая каша с мясной подливой. Рот его наполнился слюной, тем более запах был изумительно густой и пряный.
Он примостился на узенькой скамеечке и жадно схватился за ложку, но взгляд невольно уперся в капитана. Тот замер с занесенной над котелком ложкой, словно к чему-то прислушиваясь.
– Пожалуй, пока не стоит трапезничать, – сказал тот, кладя ложку на стол. – Не обижайся, Аркадий, поедим позже.
Улыбнулся какой-то своей мысли и, повернувшись к Стругацкому, спросил:
– Старлей, а ты эрликон знаешь?
Маясь в гарнизоне от безделья, Аркадий частенько заходил в учебный класс, чуть ли не половину которого занимал этот массивный агрегат. Он здорово набил руку, научившись наводить, заряжать и разряжать его, вести огонь, устроившись на вращающемся сиденье. А вот техчасть до конца не освоил и вряд ли смог бы самостоятельно собрать или разобрать пушку.
«Теперь хоть ясно, что за бандура у них на палубе».
– Доводилось иметь дело.
– Стрелял из него? – заинтересовался Зафаэль.
– Нет, – признался Аркадий, – в учебном классе только практиковался.
– Ну, может, и доведется. Пойдемте-ка наверх, ребятки.
Туман рассеивался. Судно тихо покачивалось в прибрежных волнах. Зафаэль посмотрел на береговые каменные изломы и вдруг спокойно сказал:
– Ну вот и он, – а затем тихо, но жестко скомандовал: – К орудию, живо.
Аркадий бросился к эрликону, принялся споро стаскивать с него брезент. В учебном классе у них была двуствольная старая модель, у этой же было аж четыре ствола.
Боцман уже подносил два здоровенных длинных ящика с боеприпасами. «Как их поднимает только», – подумал Аркадий, пристраиваясь на сиденье пушки.
Внезапно услышал далекие звуки выстрелов, немного изменил угол обзора и наконец увидел, что происходит на берегу.
По отвесному каменистому склону осторожно спускался человек, голова которого была покрыта окровавленной повязкой. За ним, рассыпавшись по периметру, двигались люди в униформе, периодически открывая огонь из автоматов.
– Отрезай! – закричал Зафаэль. – Отрезай их, не давай залечь за камнями.
Пушка загрохотала, спасая беглеца от преследователей, но стрельба шла не на поражение. Те быстро сориентировались в ситуации и разделились. Одни открыли плотный огонь по Аркадию, укрываясь за камнями, другие продолжили погоню. На них были какие-то серебристые комбинезоны и шапочки с длинными козырьками.
Чувствовалось, что работают профессионалы: пули летели рядом. Стрелку пришлось скорчиться в кресле, чтобы в него не попали. Из-за этого пропала цель, и нападавшие прорвались вперед.
– Шмаляй, старлей, – кричал Аркадию Зафаэль, – коси их, коси!
Капитан громко орал что-то еще, но Стругацкий не слышал из-за грохота стволов. Ситуация становилась тревожной, и он наконец открыл огонь на поражение.
На берегу поднялся жуткий крик. Кровавые фонтаны быстро окрасили каменный склон, а воздухе летали блестящие обрывки комбинезонов.
Выстрелы с берега прекратились, и Аркадий смог оглянуться по сторонам. Зафаэля он увидел в воде, споро плывущего от судна к берегу, где в их сторону, по камням, полз гость, которого они ждали. Было видно, что его уже не единожды ранили, и идти он не может.
Из-за камней вновь раздалась прицельная пальба: то ли прибыло подкрепление, то ли кто-то нашел надежное укрепление. Аркадий вернулся к орудию, но теперь попасть по целям было намного сложнее, стрелявшие успели выбрать удачные позиции.
В какой-то момент краем глаза Стругацкий заметил, что Зафаэль уже на борту и, пригибаясь, тащит тело раненого в люк. Боцман, прятавшийся рядом и подававший патроны, каким-то фантастическим прыжком мгновенно переместился в рубку. Тут же взревели двигатели.
Корабль рванул от берега на своих бешеных моторах, выстрелы противников его не доставали, и Аркадий поспешил внутрь.
Москва, 1938 год
Не лежала к этому полету у него душа. Ну не лежала, и все. Не понимал даже сам почему. Он всегда чувствовал заранее крылья, летел впереди самого самолета. Сейчас же… сейчас видел лишь пустоту.
Приехал на аэродром. Хмуро осмотрел самолет. Какая-то фанерка, крылья будто с макета сняли: дрянь, а не машина. А куда денешься? Приказ есть приказ. Двигатель застучал, словно закашлял, но Чкалов все же решил попробовать хотя бы вырулить на полосу.
Когда уже подумалось: «Ну где наша не пропадала? Поехали», – вдруг самолету перегородили дорогу три черных тяжелых авто. «Паккарды», – определил он. – Какого черта-дьявола тут происходит?»
Соскочив с крыла, бросился с кулаками на мужчин, невозмутимо ждавших его неподалеку.
– Вы совсем…
– Товарищ Чкалов, успокойтесь и быстро садитесь в машину. Быстро!
Тон был слишком убедительным, чтобы перечить, и он кинулся на заднее сиденье ближайшей машины.
И тут, оторопев от неожиданности, в окно увидел самого себя, забирающегося в кабину. Планер развернулся, покатившись к ангару. В этот момент двери с двух сторон открылись, к нему подсели незнакомцы, встретившие его на взлетном поле.
