Затем поднял бокал и сказал:
– Желание прекрасной дамы – закон для любого солдата. Евгения…
– Просто Женя, – ответила она, коснувшись пальчиками его руки.
– В таком случае позвольте и мне быть для вас просто Яном. Давайте же тогда выпьем на брудершафт и обсудим детали завтрашней прогулки.
– Так я могу надеяться?
– Мое слово – железное. Недаром ведь дали партийное прозвище – Железный Мартын. И клянусь, если не сдержу его, публично сбрею свои усы.
Фабрициус гусарствовал вовсю.
Рано утром, еще до выезда на летное поле, прислал с посыльным для Суламифь, прямо в номер, огромнейший букет белых роз, каждый лепесток которых был искусно окаймлен золотистой краской. К букету прилагалась записка с приглашением на завтрак в «то самое кафе, где я вчера имел счастье познакомиться с вами».
Легкий завтрак плавно перерос в обед, и Суламифь забеспокоилась, не сорвалась ли поездка. Однако бравый командир уверил – их ждут в любую минуту: «Нету таких людей в комсоставе, кто отказал бы в подобной малости Железному Мартыну».
Бокал рыжеволосой красавицы то и дело наполнялся шампанским, хотя сам Ян Фрицевич отдал предпочтение коньяку.
Икру сменили балыки, за ними принесли янтарные сыры с южными фруктами, а там уж подоспел текущий жиром и соком шашлык. На столе строем стояли серебристые соусницы.
Казалось, их маленькому пиру не будет конца, но тут Суламифь сделала вид, что собирается рассердиться, и Фабрициус, расплатившись, повел барышню к не первый час ожидавшему их авто.
Поездка запомнилась слабо, будто в тумане. И дело было не в шампанском, конечно.
Просто превыше всего она ценила жизнь. Даже жизнь такого кобеля, как этот усатый напомаженный Ян.
Хотелось повернуться, рассказать, что ему уготовила судьба. Но перед глазами вставало лицо таинственного посетителя, вручившего амулет в виде рога, и тело покрывалось гусиной кожей, словно холодной водой окатили.
Она лгала, говоря, что никогда не летала на самолете. Летать приходилось, и не раз. Но наслаждение, получаемое от неба, вполне позволяло представлять, будто каждый новый полет – словно первый.
И вот сейчас, когда небольшой «К-4» оторвался от земли, Суламифь вновь ощутила, как натянулись внизу живота мышцы и сладостная волна пробежала по телу. Она чуть прикусила губу, чтобы не застонать от удовольствия.
Но все волшебство улетучилось, стоило лишь взглянуть перед собой. На лицо жертвы.
За спиной Фабрициуса сидели пилоты. Один из них повернулся к ней и подал условный сигнал. Это вернуло к суровой действительности: время выполнять задание.
– Скажите, Ян, – прокричала она сквозь рев двигателей, – а можно ли тут немного похулиганить? Давайте попросим пролететь над морем? Не откажут?
– Для вас, – загудел тот в ответ, – хоть на Луну, прекрасная Евгения. Погодите…
Развернувшись к летчикам, стал что-то кричать одному в ухо. Тот, улыбаясь, закивал головой и дал знак напарнику. Пассажиры почувствовали легкий крен машины, и картинка в иллюминаторах стала меняться.
Теперь они летели вдоль берега, понемногу снижаясь. Затем рванули в сторону и очутились над сверкающими солнечными бликами темными водами.
Разгоряченный выпитым и вожделением Ян вдруг резко распахнул входную дверь пассажирского салона. Внизу бесшумно ярилось море.
Повернувшись к Суламифь и стоя у люка так, что ветер рвал в клочья его усы и шевелюру, воскликнул:
– Разве это не красиво? Посмотрите!
Но Суламифь лишь плотнее вжалась в кресло. Внезапно самолет дернулся, завалившись резко на бок. Не удержавшись, Фабрициус вылетел наружу и, словно здоровенный камень, скрылся в воде, не издав ни звука.
Второй пилот перелез со своего места к Суламифь, глянул вниз и захлопнул дверь. Затем, наклонившись к пассажирке, заорал:
– С концами! Не забудьте легенду, когда вернемся на аэродром.
Рыжеволосая грустно закивала головой.
Москва, 1962 год
– Нет, секретных сведений книга не содержит. Но написана она, значит, не на том, понимаете, уровне.
– Что вы подразумеваете под «тем уровнем»?
– Эээ, ну, это… сложная очень книга.
В коридоре Главатома Нина Матвеевна беседовала с референтом заместителя министра, самолично, конечно, не снизошедшего до общения с каким-то там редактором издательства.
Присланный ответить на вопросы помощник не представился, серый, невзрачный костюм нескладно сидел на нем, плечи обсыпаны перхотью, реденькие волосы всклокочены, обильно потел, то и дело вытирая лоб платком.
– Может, вы видите в книге какие-то взгляды, противоречащие нашим представлениям о науке и технике? – спросила Ниночка.
– Ну, эээ, нет, – референт полистал бумаги, – в заключении об этом не сказано. Но в книге употребляется слишком много сложных научно-технических, понимаете, терминов. Рядовому читателю они будут непонятны.
– Какие же, к примеру?
– Так это, всякие, – он снова покопался в бумагах, – ну вот, например, может это слово и употребляется, значит, в узкой среде специалистов, но простой человек не поймет его точно. Сейчас, где это, а вот. Арба… нет, абракадабра.
Ниночка с трудом сдерживала смех, общаясь с недалеким несчастным человечком, присланным на заклание. Маша и ее странный помощник-карлик при ней по телефону урегулировали вопрос о снятии претензий к повести Стругацких с самим министром. Тот лишь просил соблюсти определенные формальности, как выразился, «чтобы не обидеть подчиненных», хотя было ясно, что это он не хочет терять лицо.
– «Абракадабра» – не научный термин. А что еще?
– Ну, эээ, вот еще. Кибер, кажется.
– Вам знакома такая наука, как «кибернетика»?
– Слыхал, – ответил референт и снова вытер платком намокший лоб.
– Ну так данное слово – производное от названия самой науки.
– Так это, я ведь и говорю, понимаете, не всем понятно будет.
– Скажите, остальные претензии в таком же духе?
– Эээ, ну, в общем, да.
Она бесцеремонно взяла из его рук папку с исчерканной рукописью и сказала:
– Огромное спасибо вам за помощь, товарищ. Я обязательно передам все предложения главному редактору издательства. Всего наилучшего.
Развернувшись на каблучках, она двинулась в сторону лестницы. Времени оставалось не так много, чтобы, как хотелось, уже сегодня окончательно утвердить во всех инстанциях готовую к печати книгу.
…Совершенно секретно.
Председателю КГБ СССР В. Е. Семичастному
От генерала КГБ СССР В. Н. Ильина
